Однажды командир полка лично дал задание лучшему своему вахмистру, и Месарош выполнил его блестяще. Безлунной августовской ночью во главе десятка храбрецов он миновал казачьи заставы и благополучно достиг монастыря.
Настоятель изумился смелости мадьяра, назвав его истинным сыном отечества. Он принял пакет, привезенный ему, и подарил Месарошу золотой с изображением престарелого монарха двуединой империи.
В следующую ночь Месарош наблюдал из укрытия световые точки, мелькавшие на колокольне. Святая обитель сигнализировала австрийцам, и в эту ночь решилась участь двух казачьих сотен, заночевавших в монастырской усадьбе. С той поры убеждение Месароша в святости церкви рушилось…
Месарош еще раз посмотрел на окна гостиницы и решил проведать настоятеля. Не окажется ли он старым знакомым? Сполоснув у колодца лицо и ловко приладив венгерскую бескозырку, он отдал краткие распоряжения своему помощнику и решительно направился к гостинице.
Из глубины узкого и длинного коридора в лицо Месароша пахнуло затхлостью. Здесь, в гостинице, совсем недавно размещался полевой госпиталь одной из буденновских дивизий, но монахи, видимо, не торопились с уборкой. Месарош медленно шел пустынным коридором, слабо освещенным сквозь стекла окон розовым светом угасающего заката. Высокие, давно не беленные потолки и стены коридора, монашеские кельи с голыми железными кроватями напоминали Месарошу гусарские казармы в Дьёкдьёше, где он отбывал действительную службу.
— Вам кого, пане? — неожиданно услышал позади себя Месарош.
— Мне нужен настоятель, — ответил мадьяр не оборачиваясь.
— Пожалуйста, прошу идти за мной, — учтиво промолвил юный монах.
Юноша оказался служкой настоятеля. Он бесшумно забежал вперед и повел Месароша на второй этаж, где постучал в толстую двустворчатую дверь, обитую тисненой кожей.
— Войди, Тибурций, — послышался ласковый мужской голос за дверью.
— Я не один, пане ксендже, — сказал служка и раскрыл перед Месарошем дверь.
Месарош переступил порог обширной кельи, похожей на кабинет делового человека, и остановился.
— Что вам угодно? — спросил настоятель откуда-то из глубины кельи, потом вышел на середину, поставив на стол зажженный подсвечник.
В ответ Месарош пристально поглядел на монаха.
Тонкое бритое лицо, проницательные серые глаза и большие уши настоятеля были теми же, что и шесть лет назад.
— Не узнаете? — спросил Месарош по-немецки.
— Не знаю, о чем вы, — пожал плечами монах. — Вижу вас впервые.
