Джорди несказанно обрадовался. От гнетущего одиночества на душе не осталось и следа. Он прильнул головой к груди Ведрашко, и оба долго молчали.
А на другой день поздним вечером в хате Ведрашко собрались фронтовики, которых созвал по его просьбе Джорди. Окна были тщательно занавешены, в хате стоял смрад от горького дыма молдавских трубок, пахло сыростью.
Ведрашко говорил тихо, часто покашливая, глаза его слезились.
— Не дело сидеть сложа руки, — говорил Ведрашко. — Не дело, говорю, смотреть на громилу, когда он орудует в нашем доме! Разве не лучше сделали хотинские и сорокские церане[21]? А что делаете вы?! — повысил голос Ведрашко. — Дожидаетесь, когда из оргеевских лесов придут партизаны, когда вооружат вас и поставят над вами своего вожака?! — Он с укоризной глядел на своих односельчан.
Неожиданно раздался повелительный стук в дверь.
— Кто там? — спросил Ведрашко и закашлялся.
— Комендант! — ответил требовательный голос. — Откройте!
На стол были мигом брошены карты и розданы по рукам. Ведрашко кивнул Джорди, и он распахнул дверь.
Согнувшись под низкой притолокой, в клубах морозного пара вошел плечистый жандарм с карабином под мышкой.
— Что за сборище? — спросил жандарм и насупился. — Почему занавешены окна?
— В картишки балуемся, ваша честь, — ответил Ведрашко учтивым голосом.
— В картишки? — удивился жандарм. — Так зачем прячетесь?
— От людей прячемся, — произнес Ведрашко с притворным смущением. — Стыдно будет, если люди увидят, как мы бездельничаем.
Жандарм подозрительно оглядел компанию и, коснувшись пышных бакенбард, потребовал документы.
Он подолгу вчитывался в каждую бумажку, выданную румынской примарией вместо паспорта. Потом неторопливо раздал бумажки обратно, задержав документ одного лишь Ведрашко.
— А немногому научили тебя в Кишиневе, — пробасил жандарм и спрятал документ за борт шинели. — Ты, вижу я, снова начинаешь мужиков смутьянить. Пойдем-ка, дружище, со мной. Там разберемся, какими картишками ты по ночам занимаешься.
Все оцепенели, поняв, что на этот раз поднадзорному Ведрашко не избежать каторги.
— Нет, я не пойду! — сказал Ведрашко решительно. — Лучше здесь умру, за этим столом, но из хаты не выйду!
Жандарм отступил к двери, вскинул карабин на изготовку и передернул затвором.
— Если не пойдешь, поведу силой! Ступай, говорю! А вы ни с места! — пригрозил остальным. — Кто шевельнется, застрелю как собаку!
Все замерли на своих местах. Не было среди них только Джорди. Впустив жандарма в хату, он остался позади его у печи и все время стоял там не шелохнувшись. И не успел жандарм оглянуться, как Джорди взмахнул кочергой и изо всей силы ударил его по голове. Жандарм выронил карабин и упал замертво.
