Мичил прилег на нарах. Тело гудело от усталости, пудовыми ногами трудно было пошевелить. Веки сразу начали слипаться.
«Если только маленько. Совсем маленько, — сказал себе Мичил. — Чуть-чуть посплю и…»
Мысли запутались, сон мягким крылом коснулся лица, расправил горестные складки в уголках рта. Под крышей, на медвежьих шкурах и ватных телогрейках, наверное, что-то приятное сразу приснилось Мичилу — он зачмокал губами, захотел что-то сказать…
Уснул. Крепко-крепко уснул.
Сразившая парня усталость еще не ушла: тело было тяжелым и болевшим, словно после палочных побоев. Еще спал бы и спал бы Мичил. Но неосознанное и вместе с тем острое чувство опасности заставило парня проснуться. Открыв глаза и ничего не видя в темноте, он тут же почему-то понял, что не должен шевелиться, а должен, как затаившийся в кустах зайчишка, лежать неподвижно, ждать. Он услышал какую-то возню, как будто бы боролись двое, и свистящий злой шепот:
— Постой! Погоди, Кривая рожа! Ты кого испугался? Это же малявка. У него еще молозиво на губах не обсохло. Или ты свою храбрость хочешь показать: порешить сонного?
— Ты не держи меня! — хрипло отвечал другой. — Эту тварь надо прибить. Напугал нас всех до полусмерти. А может, он и подослан. Пока мы с ним вожжаемся, тут и нагрянут.
— У тебя, Кривая рожа, видать, сердчишко утиное. Положи нож. Выведаем все у парнишки, выспросим, а тогда уж и порешим и поглубже закопаем.
Мичил не верил своим ушам. Сердце билось, как пеночка и силках. «Может быть, это во сне?.. Нет, наверное, это во сне!» Рука лежала возле бедра, и он незаметно ущипнул себя. «Нет, больно! Это не во сне. Это наяву. Но куда я попал? Охотники?.. Но зачем им так шутить?»
Сквозь опущенные ресницы, чуть-чуть приоткрыв глаза, Мичил попытался рассмотреть людей в землянке. Но их не видно. Тусклый луч света тянется из открытой двери, словно хвост бегущей гнедой лошади, достает лишь до печурки, а далее — темно. Слышно, как сухо щелкнули берестяные ножны — злая рука положила в них нож.
— Давно бы так, Кривая рожа. Теперь идите и наблюдая те внимательно. Если он и вправду подослан, то милиционеры должны сейчас появиться. Заметите кого, кричите по-вороньему. Много их будет — убежим. Мало — перебьем, и все оружие будет нашим. Идите. Экчээле[5], ты тоже иди. А я поговорю со змеенышем.
Две тени скользнули в тусклом луче света и исчезли за дверью.
«Их трое. Тыый!>[6] Не дезертиры ли это? Говорят, что в лесах кое-где прячутся мерзавцы, которые фронта боятся. Если это дезертиры, значит, я пропал. Живым мне отсюда не выйти». И опять услышал, что сердце бьется, трепещет, как птичка, попавшая в силки. Страшно, ужасно страшно стало Мичилу.
