— Наливай ещё! — решает разрядить обстановку мой школьный товарищ. — Так, Сан Саныч у них?
— Не, а, — игриво крякаю, снова наполняя рюмки.
— А где же?
— Слинял! — заявляю с почти победной интонацией, мол, «Молоток батя. Нагадил, да был таков…» — Видимо понял, что закроют его и свиснул, по-тихому.
— А куда? — не унимается Сергей.
— Да откуда мне знать! — возмущаюсь непрекращающимся расспросам. — Тебя, случаем, не эти скоты подослали? — киваю я на окно, за которым, в моих шизофренических фантазиях, вполне мог дежурить подосланный шпионить судполовец.
— Да пошёл ты! Он же мне как родной!
— Да, знаю я… — застыдился своих слов, пусть и сказанных почти в шутку.
Мой отец, действительно, для Серёги почти как родной. Точнее, вместо него… Родной отец Сергея погиб, когда нам с моим нынешним шефом было всего-то по девять лет. В тот злосчастный день он, вместе с Сан Санычем, вернулся из трёхдневной командировки на Восток региона. Сдали аппаратуру, выпили по паре пива и разошлись по домам. Мой отец дошёл, Серёгин — нет. Его сбила машина на перекрёстке, почти у самого дома. Водитель скрылся, скорая ехала неспешно. Умер он по дороге в больницу и, с тех самых пор, мы с моим школьным товарищем стали проводить ещё больше времени вместе, в том числе и втроём — я, Сергей и Сан Саныч. По сути, у меня появился сводный брат.
Несмотря на то, что мама моего друга никуда не делась, с нами он проводил гораздо больше времени, чем с ней. Поначалу вдову это смущало, а потом привыкла. Иногда мы даже гуляли все вместе или ходили куда-нибудь. Помнится, как-то отец вывез нас на рыбалку. Тогда ещё в водоёмах водилась рыба, а на воду можно было выйти на лодке, не опасаясь, что в один прекрасный момент металл обшивки истлеет. Точнее — его сожрут бактерии, изначально выпущенные в море очищать его от разливов нефти, а потом сменившие свой рацион и переставшие умирать через определённый, заданный генетиками, срок.
Тогда Серёгина мать, бывшая натурой утонченной и чуждой обычным мужским радостям двадцатого века, прокляла всё на свете. Её нежную кожу комары искусали везде, куда только смогли дотянуться своими хоботками-жалами. Нам тоже досталось, но мы не обращали на сей факт такого внимания, ибо оно, целиком и полностью, было приковано к дамской истерике. В общем, больше десяти лет мы жили, практически одной большой семьёй. Несколько обособились друг от друга, лишь когда я съехал с родительской квартиры. Произошло это, как только устроился на первую работу и стал зарабатывать достаточно для того, чтобы снимать личный угол, пусть даже живя впроголодь.
