— Ох, так ты ещё и благодетель, оказывается?
— Можно и так сказать. Кстати, давайте останемся «на вы», если вы не против?
— Не против, — скривился я, почувствовав как сухость во рту становится нестерпимо режущей.
— Давайте поступим так, — потёр руки военсудполовец, — я задам вам несколько вопросов, вы на них отвечаете и идёте с Богом, на все четыре стороны. По рукам?
— А у меня есть выбор?
— Нет, если не хотите административного взыскания за отказ от сотрудничества. Потом, кстати, когда вам назначат штраф, вы всё равно будете обязаны ответить на наши вопросы. Ну, так как?
— Валяйте, — отрешённо махнул я рукой, понимая что борьба с ветряными мельницами — занятие более чем утомительное и глупое.
— Так-то лучше, — хлопнул себя по коленям мужчина. — Когда вы в последний раз виделись с отцом?
— С неделю назад, чуть больше.
— Он говорил о своей статье?
— Говорил, даже дал почитать.
— О! Как интересно! И вас не смутило содержание?
— Ну, смутило. Если вы, конечно, имеете в виду ту статью, из-за которой вы, вероятно, меня сюда и приволокли.
— То есть — не смутило, прям совсем?
— Прям совсем. Особенно, потому, что события, упомянутые в статье, относительно которой вы интересуетесь, произошли позже, чем мой визит к отцу.
— Продолжайте, — кивнул военсудполовец.
— Он готовил другой материал. Совсем другой. Он был об образе жизни, вреде определённых привычек и так далее.
— А почему, по-вашему, он решил опубликовать другой вариант?
— Я не знаю. Может, «на злобу дня»? И, если честно, я не читал его статьи о терроризме. Я знаю лишь то, что говорили в новостях.
— Правильно. Её удалили уже через двадцать минут.
— Чего же там такого было?
— Ничего, что могло бы быть интересно нормальному члену нашего общества, — откинулся на спинку стула законник.
— А ненормальному?
— А ненормальные у нас не водятся… — снисходительно и даже, как мне показалось, с ноткой тоски, посмотрел он исподлобья. — А, если и водятся, то недолго.
— Вы на кого намекаете?
— Я не намекаю. Я, так, — рассеянно развёл он руками, — размышляю…
— Чего вы хотите? — напрямую спросил я.
— Побеседовать с вашим отцом, на предмет его сомнительного публицистического труда и обсуждения с ним некоторых вопросов. Например, как жить дальше?
— Во, как? — деланно удивился я. — Побеседовать, значит?
— А чему вы удивляетесь?
— Я думаю, беседа ваша будет сразу в суде. А после — обвинение, приговор, каторга… Ах да, перепутал формулировки — обязательные работы…
— Зря вы так, — даже как-то обиженно скривился военсудполовец. — Нам не нужно губить человека, тем более такого, в прошлом уважаемого, как ваш отец. Нам нужны извинения…
