«Но вначале о кощунственной статье известного в прошлом журналиста Александра Скуднова, — тревожным голосом возвестила ведущая, сразу после «Шпигеля». — Сегодня днём на сайте сетевой газеты «Мнения» появилась статья, в которой Скуднов усомнился в очевидности и неоспоримости фактов недавней атаки изгоев на город. Так сказать, журналист призвал читателей вспомнить о неоднозначности теракта 11 сентября 2001 года в США и ряда других менее известных фактов терроризма, в том числе и в России, и сравнить их с тем, что потрясло всех нас буквально на днях. Издательство говорит о том, что само его название подразумевает наличие неоднозначных очерков современной действительности. Так что какой-либо редакторской цензуре статьи не подвергаются и выходят именно в том виде, в котором предоставляются авторами. Следственно, и ответственность за материалы целиком и полностью лежит именно на журналистах. Несмотря на то, что статью уже удалили с ресурса, общественность требует призвать Скуднова к ответственности, так как считает его деятельность ничем иным как экстремизмом».
«Какая такая общественность? — пронеслось в голове. — Кто эту статью за несколько часов успел прочитать и так бурно отреагировать?» Что именно, мой неугомонный отец такого написал, что поднялась буча? Усомнился в том, что это были именно изгои, а не, скажем, правительственный заказ? Очень может быть. Тем более, что, скорее всего, так оно было…
— Вы прибыли на место, — вырывает меня из плена моих пьяных, но от этого не менее тяжких мыслей, металлический голос автопилота такси, — внесите оплату.
Провожу картой через прорезь одного из миниатюрных платёжных терминалов, что для удобства вмонтированы в каждую из четырёх ручек. После металлического «спасибо», выхожу, оказываясь прямо у дома своего отца. Прежде чем сделать шаг, припадаю к, уже наполовину опустошённой мною по дороге, бутылочке, делаю глубокий вдох и, слегка покачиваясь, иду вперёд.
Входная дверь отцовского дома не заперта. Я так пьян, так беззаботен и глуп, так слаб мозгом, отмирающим с каждым глотком всё быстрее и быстрее. Минуя прихожую, оказываюсь на кухне, и мой взгляд тут же прикалывает к себе записка. На обычной бумаге, обычными чернилами из обычной шариковой ручки — такой, какой писали во времена папиной юности. Изо всех сил стараясь сфокусировать зрение, с трудом читаю, уже ставшую такой непривычной, пропись.
«Здесь скучно. А когда не скучно — то мерзко. Я буду там, где понимают разницу между безродной клячей и старым добрым другом».
