Она стала быстро уходить, убегая от птицы. Несколько раз оборачивалась в страхе, что ворона будет её преследовать, но она осталась там, где была. Вероника подавила в себе желание сорваться на бег. Ерунда какая-то, сказала она себе, бывают же такие смешные случаи. Птица, конечно, пустила ей холода в штаны — угораздило её так раскаркаться, что твой матюгальник. Тут у кого угодно мурашки побегут по коже.
В подъезде дома горел свет — добрые соседи опять заменили лампочку, которую хулиганы разбивали с завидным постоянством. Это ненадолго, думала Вероника, поднимаясь по лестнице. Через неделю опять придётся нащупывать носком ботинка ступеньки в кромешной мгле. Но сейчас в подъезде было светло, и уличные страхи позабылись.
Мама была дома. Ещё в прихожей Вероника почуяла вкусный запах с ароматом лавровых листьев. Лариса нарезала в кухне морковь и в то же время каждые несколько минут бегала в гостиную, чтобы следить за ток-шоу на Первом канале. Вероника несколько раз предлагала перенести телевизор на кухню и поставить на холодильник, но мама категорически отказывалась — «а сериалы после ужина тоже прикажешь на кухне смотреть?».
— Как прошёл день, мам? — спросила она, зайдя на кухню.
— Ой, не спрашивай, хуже некуда, — Лариса вытерла руки о передник с нарисованными красными грибами. — Наша новенькая, Людочка, опять куда-то запропастилась, и мне пришлось весь день работать за двоих, метаться между мужским и женским залами. А ведь денег мне за это больше не будет.
Насколько Вероника помнила из рассказов матери, это был далеко не первый случай, когда эта Людочка прогуливала работу.
— Что ж её тогда не уволят? — она захрустела морковью.
— Если бы! Так ведь она родственница Петра Михалыча. Двоюродная племянница, что ли. Попробуй на неё пожалуйся.
Петр Михалыч был владельцем элитной парикмахерской, где работала Лариса. У предпринимателя было много заведений по городу — от магазинов до забегаловок, и парикмахерши видели его редко.
— Слушай, что ещё было, — продолжала мама, перемешивая суп. — Опять приходила та капризная бухгалтерша, и стричь её, конечно же, пришлось мне. Целый час на неё потратила. Ты не поверишь — эта развалина загорелась желанием стать ярко-рыжей! Уж не знаю, какой добрый человек подкинул ей такую мысль. Крашеная она будет смотреться кошмарно, в её-то возрасте. Я как могла деликатно посоветовала ей ещё подумать, но чует моё сердце, она крепко взяла это сумасбродство себе в голову…
