Огонь ярости, до последней секунды бушевавший в груди, внезапно затих, оставив после себя голое пепелище. Горячка безумия окончательно отступила, отрезвив. На место запретной, грязной похоти пришла обнажённая нежность: лёгкая, как перо и тихая, как улочки Девятого Холма в предрассветные часы.
– Правда? – повторила Кантана, приближаясь.
– Ты видишь всё сама, – ровное дыхание запуталось в её волосах.
Горячие потоки слёз хлынули из глаз неудержимым водопадом. Удушающий стыд сдавил горло, но прочная чувственная нить, натянувшаяся между ними, была сильнее сожаления о содеянном. То же самое Кантана чувствовала в роковую ночь, когда явилась сюда, чтобы убить незваных гостей. Она летела на Нери с ножом, а он смотрел ей в глаза… И она чувствовала его всем сердцем и желала уничтожить эту зыбкую связь.
Нери хотел что-то сказать, но остановился, не издав и звука. Слова были излишни. Сейчас существовал лишь прохладный полумрак, наполненный запахом книжной пыли, бумаги и оплавленного воска. И незримая нить, что была готова лопнуть в любой момент.
Кантана встретила озадаченный взор Нери. Слёзы ещё бежали по щекам, но они не были расплатой за то, что уже невозможно исправить. Они очищали.
Ладони легко колола не успевшая загрубеть щетина. Теперь уже она шла навстречу, открывая настежь сердце, в надежде на то, что он впустит её. Крепко зажмурившись, Кантана прикоснулась к губам Нери своими.
Она не встретила опостылого сопротивления. Лишь прерывистое дыхание пунктиром ударило в шею. Руки Нери бережно легли на плечи. Ответ был непривычно быстрым и откровенным, но совершенно без черноты запретных желаний. Слёзы Кантаны размазывались по его коже, но она не могла прервать ни поцелуй, ни беззвучный плач.
Свеча грозно затрещала за преградой стеллажей и погасла. Упругая перина темноты легла на плечи, и это незримое покровительство пришлось весьма кстати. Тепло чужого тела, столь желанный запах неудачника и мягкий вкус поцелуя теперь ощущались намного явственнее. Мгла стёрла границы привычного мира, перенося их в безопасное место, где не существовало ни дозорных, ни бури, ни назревающей трагедии, готовой в любой момент уничтожить всё. Здесь каждая секунда растягивалась на тысячелетия, возводя в бесконечность мгновения до того, как волшебство прервётся, и карета превратится в тыкву.
