Сукин (его фамилию нередко произносили с ударением на первый слог) пытался командовать лейб-гренадерами, полагая, что раз они находятся в крепости, то автоматически поступают в его полное подчинение. Когда Муравьеву надоело спорить со старшим по званию, он просто сместил коменданта – на это его влияния в правительстве хватило. Правда, теперь капитану самому пришлось брать в руки тюремное «хозяйство».
– Господин штабс-капитан, вам известен приказ о вашем освобождении? – осторожно спросил Никита Михайлович. Дождавшись кивка, продолжил: – Вам известно, что вы должны дать подписку о неучастии, если хотите остаться в столице? Или предпочтете покинуть Петербург?
– Последнее, – коротко ответил Клеопин.
– Что ж, господин штабс-капитан, – вздохнул Муравьев. – Не одобряю, но уважаю ваш выбор. Стало быть, я должен вам сообщить, что в течение суток вы должны покинуть столицу, а я обязан проследить за этим. Если хотите кого-то навестить – могу дать возок.
– Благодарю, господин капитан. Я сразу же уеду, можете не беспокоиться. Вот только, – с сомнением покачал головой Николай, – хотелось бы привести себя в порядок и найти более приличную одежду.
– Как угодно. Привести себя в порядок сможете в бане. Новую шинель, мундир и белье вам уже привезли. Кстати, – улыбнулся Никита Михайлович, – ваши сослуживцы – не только офицеры, но и солдаты, собрали для вас деньги. Просили передать, что они хотели бы, чтобы вы вернулись обратно в полк. Приятно, наверное, о таком услышать?
– Приятно, – не стал кривить душой Клеопин.
– Так приятно, что сразу и вспоминаю, как они меня арестовывали.
– Они тоже об этом помнят. Поэтому и сказали: «Хотели бы, чтобы штабс-капитан вернулся. Но не вернется. Не тот человек. Другом не останется, а как враг – опасен будет. Но в спину не ударит!»
Клеопин не знал, что ответить. Равно, как не знал – враг он теперь своим сослуживцам или нет? Муравьев между тем продолжал:
– Вам теперь это не очень интересно, но я распорядился обеспечить узникам более сносные условия. В камерах сколачиваются нары. В окнах установлены стекла. Будут выдаваться постели и белье. Ну, и все прочее – прогулки, свежие газеты, книги. Станет теплее – приведут в порядок ватерклозеты.
– Ежели снова сюда попаду, будет легче, – пошутил Клеопин.
– Ежели что – милости просим, – поддержал комендант шутку. – Но лучше не попадать. Знаете, штабс-капитан, прохожу как-то мимо нижней камеры и кажется, что сам тут сидел – на полу, на мокрой соломе… Говорил о том с Ипполитом Муравьевым-Апостолом, говорит – «де жа вю». Мол, ему самому блазнилось, что застрелился в степи.
