Я постарался успокоить дыхание, попытался уверить себя, что он не спустит курок. Но сам же понимал: спустит. Николай Васильевич не шутил.
— Зачем я вам?
Пистолет исчез. Николай Васильевич бросил взгляд в зеркало и рванул с места.
— С этого надо было начинать. Почву лучше щупать, тыкая палкой перед собой, а не прыгая жопой в трясину. Юля — то единственное, что меня интересует. Если она захочет, то сможет отдать Исследователям то, что им нужно. Но чтобы захотеть, ей нужен кто-то, кому она может доверять. Человек, ради нее пересекший полстраны, переживший авиакатастрофу, поставивший на кон свою семью, свою любовь и свою жизнь. Вот зачем вы нужны, Дмитрий Владимирович. Вот ради чего вы родились и дожили до этого дня. Если вы все еще не поняли очевидного, вы — Разрушитель, способный уничтожить себя и весь мир ради глупой веры, мимолетной грезы, нелепой фантазии. И ваша жена с вами только поэтому. Если есть какие-то сомнения… — Он резко вывернул руль, и мы влетели в лабиринт дворов, — поговорите с ней. Она теперь в безопасности.
«Ауди» замерла у подъезда пятиэтажного кирпичного дома. Металлическая дверь с кодовым замком покрыта зеленой краской, частично ободранной. Неужели в таких местах живут подполковники ФСБ?
— У подполковников ФСБ есть берлоги на все случаи жизни, — ответил моим мыслям Николай Васильевич. — В том числе, чтобы привести в гости биомусор вроде вас. Прошу. — Набрав номер, он протянул трубку мне.
Первый гудок не успел отзвучать, как через тысячи километров до меня долетел голос Жанны:
— Дима? — быстро спросила она. — Это ведь ты?
Только теперь я понял, что все время, пока я лежал без сознания, пил кофе и спорил с Николаем Васильевичем, она считала меня мертвым. Она пережила эту ночь, как — не знаю. Я бы, наверное, не сумел. А она сумела — для того, чтобы утром узнать, что я жив.
— Я. Все в порядке.
Звук, который раздался в трубке после этого, я не сумел расшифровать. То ли всхлип, то смех.
— Жанна, — окликнул я, — как ты?
— Хо… рошо, — выдавила она. — Теперь — хорошо.
— Так было надо. Пойми. — Я отдал бы сейчас полжизни за то, чтобы оказаться рядом с Жанной. Прижать к себе, успокоить. А вместо этого выдавливал в трубку чужие, казенные слова.
— Да, — помедлив, сказала Жанна. — Да, я понимаю. Ты не ранен?
— Нет. Маша в больнице, легкое пробито. Но она должна поправиться.
— А ты будешь ее дожидаться, так?
Я помолчал.
— Прости. Кроме меня, у нее здесь никого нет.
— Не извиняйся. Я бы поступила так же.
