Со значением поглядев на Энрику, Теодор сказал:
— Я писаюсь.
В повисшей после этих слов тишине булькнул пивом Норберт. Энрика почувствовала, как кровь отливает от лица.
— И… И все? — пролепетала она.
— Нет. — Теодор продолжал сверлить ее бесстрастным взглядом. — Иногда — какаюсь. Мама меня моет. Если ты меня заберешь от мамы — будешь мыть. Ты хорошо моешь?
— Тео, Тео! — подбежала к нему Ева и погладила по голове. — Успокойся, не наседай на нашу гостью. Я уверена, она просто великолепно моет.
— Уж куда как лучше, чем скрипку мучает! — каркнул Норберт и зашелся булькающим смехом.
— Я тебе заткнуться велела! — рявкнула на него Ева.
Норберта поддержал писклявый смех из кармана жакета Энрики:
— Клянусь Дио, Рика, это — идеальный муж для тебя!
Энрика сидела, опустив голову, и пыталась сдержать слезы, жгущие глаза. Не вышло — закапали капельки на подол платья. Сбилось, стало судорожным дыхание.
Чья-то рука опустилась на плечо. Энрика вскинула голову и встретила взгляд Ульриха. Тот хмурился.
— Уж прости, но больше ничем помочь не смогу. Только подумай хорошо и обидеть не бойся. Я-то понимаю, что сынок мой — не подарок. Если есть какой другой выход…
— Нет у меня другого выхода. — Энрика безрадостно улыбнулась Ульриху. — Спасибо вам большое. Наверное… Наверное, пора. Хотя нет, постойте… Нет, можно я сыграю еще раз, последний?
Она в панике хваталась не за соломинку даже, а за призрак, мираж, иллюзию. И Ульрих прекрасно ее понял. Поняла и Ева. Даже Теодор отозвался положительно:
— Мне нравится, как ты играешь. Играй.
Встав, Энрика подняла скрипку, коснулась смычком струн и окинула взглядом слушателей. Задержалась на ухмыляющемся лице Норберта и, мстительно сдвинув брови, повела смычок. Синхронно с движением опустились веки, и смешок старика утонул в нарастающем урагане звуков.
Ну и Диаскол с тобой, — думала Энрика, купаясь в потоках музыки. Кому какое дело до мнения старого пьянчуги? Главное, что я сама себе цену знаю. Выйду сейчас замуж, окажусь в безопасности. А потом — потом схожу в филармонию. Вдруг удастся выиграть конкурс? Разве это не спасет нашу семью от разорения хотя бы на год? Впрочем, надо спросить у Евы и Ульриха, сколько это — крона? Однако «сто тысяч» звучит завораживающе. Вряд ли мелкую монетку имеют в виду.
Энрика уже не замечала, что играет, полностью отдавшись мечтам о близком спасении. Вроде смутно слышала, что кто-то как будто кричит, но не обратила внимания. Очнулась лишь когда на руку ей легла чужая ладонь. Вздрогнула и открыла глаза, перестав играть.
