Амелия вздрогнула, а Ланден наконец позволил себе улыбнуться.
– Моя прекрасная буря, ты этого желаешь? – спросил он, мечтая завладеть ее восхитительным ротиком в обжигающем душу поцелуе. – Знай, что время нельзя вернуть назад. Если солнце уже взошло, в этот день оно не сможет сделать это еще раз.
«Он хорошо усвоил этот урок».
Она согласно кивнула, и по его рукам, сжимавшим пеньюар, рассыпались ее локоны. Их атласная мягкость соперничала с нежностью ткани.
– Я хочу этого. Хочу тебя.
Несмотря на пульсацию крови в венах, побуждающую Ландена начать действовать, он все еще сопротивлялся. Невозможно было поверить в то, что она хорошо обдумала свое решение.
– Ты можешь передумать. Покинь мои комнаты. Вернись в свою, и мы никогда не будем вспоминать об этом моменте.
Ландена убивала необходимость произносить все это, но он справился. Тихий голос совести смог проникнуть сквозь туман желания. А возможно, ему помогла память о прошлых ошибках, не позволявшая принять на себя ответственность за столь поспешное решение Амелии.
Девушка резко выдохнула, при этом ее грудь на мгновение прижалась к его груди. Ощущения были такими, словно между ними не стало шелковой преграды. Ланден тонул в водовороте эмоций, берущих верх над его здравым смыслом.
– Разве ты не хочешь меня? – недоуменно прошептала она.
– Хочу ли я тебя? Я потерял способность дышать, слежу за каждым оттенком твоего настроения, глохну от биения крови в ушах.
Черт бы все побрал, он ненавидел нежные чувства. Внутри него словно тетива натянулась.
Но ответ, казалось, Амелию не удовлетворил. Ее губы задрожали.
– Почему же отсылаешь меня?
– Потому что так лучше для тебя. Не для меня.
Как долго он сумеет держать ее, завернутую в шелк, манящую, так близко, не поддаваясь желанию ее взять? Окунуться в наслаждение, которое обещало ее тело. Его руки дрожали от острой потребности прикоснуться к ее коже.
– Значит, ты решил, что для меня будет лучше? Точно так же, как брат планирует мое будущее?
Амелия распрямила плечи и затаила дыхание.
– Черт возьми, ты знаешь, что это ложь!
Он покрепче сжал шелк пеньюара, хотя пальцы отказывались слушаться.
– Ты пришла ко мне с, казалось бы, невинной просьбой, взывая к моей совести. Предложила сделать тебя своей. И это в тот самый момент, когда меня одолели сожаление и нерешительность. Так что не смей разыгрывать из себя жертву, в то время как стоишь здесь в одном тонком шелковом пеньюаре, почти не скрывающем твои прелести.
