Постепенно бормотание водяных струй сложилось в слова, и и услышал, как они проговорили: «Море ждет нас; нам пора с ним расстаться».
Тут река с обоими берегами исчезла; камыши, прошептав: «Да, нам пора с ним расстаться», — исчезли тоже, и я остался в пустом просторе под ярко-голубым небом. Тогда бесконечное небо склонилось надо мной и заговорило мягко, словно ласковая няня, успокаивающая несмышленого младенца; и небо сказало: «Прощай. Все будет хорошо. Прощай». Мне было жаль расставаться с голубым небом, но небо исчезло тоже. Теперь я остался в одиночестве, и вокруг меня не было ничего. Я не видел света, но это была и не темнота — ни надо мной, ни подо мной, ни по сторонам не было абсолютно ничего. Я подумал, что, должно быть, уже мертв и что это и есть вечность. Но внезапно вокруг меня поднялись какие-то высокие холмы, и я оказался лежащим на теплом травянистом склоне в одной из долин на юге Англии. Это была та долина, которую я хорошо знал в дни своей молодости, но с тех пор не видел уже многие годы. Рядом со мной росла высокая мята, поодаль — ароматный чабрец и два-три кустика земляники. С расположенного ниже по склону луга доносился чудесный запах сена и слышался прерывистый голос кукушки. Все говорило о том, что стоит лето и что наступил воскресный вечер; спокойное небо обрело необычный оттенок, и солнце уже склонилось к закату; слаженным хором зазвучали колокола деревенской церкви, и их звон эхом отозвался по всей долине, уносясь, казалось, к самому солнцу; едва последний его отголосок замирал вдали, как звук зарождался снова.
Все обитатели деревни вереницей потянулись по вымощенной камнем тропе и, пройдя под потемневшим дубовым порталом, вошли в церковь. Тут колокол умолк, и раздалось пение, а лучи заходящего солнца заиграли на окружавших церковь белых надгробиях. Потом тишина объяла деревню, и из долины уже не доносилось ни возгласов, ни смеха; только иногда раздавались звуки органа или песня. Голубые бабочки — те, что во множестве водятся в меловых холмах, — прилетели и, рассевшись в высокой траве, иногда по пять-шесть на одном стебельке, сложили крылышки и уснули, а трава слегка склонилась под их тяжестью. Из рощи, покрывавшей вершины холмов, выскочили кролики и стали обкусывать травинки, прыгая от стебелька к стебельку; крупные маргаритки свернули свои лепестки, послышалось пение птиц.
Тут холмы заговорили — столь любимые мной высокие меловые холмы, — и их глубокий торжественный голос произнес: «Мы пришли попрощаться с тобой».
