Заявление Орлова трудно подтвердить и, даже если оно соответствует истине, это лишь часть истории. В цепочке событий, которые привели Хемингуэя в Испанию, было много звеньев: его давняя любовь к Испании, притягательная сила новой войны, новостная служба, готовая щедро платить за слово, возможность сделать фильм о Республике и, не в последнюю очередь, стремление добиться своего, несмотря на нежелание Госдепартамента США выдать паспорт для поездки в Испанию. Прежде чем отплыть из Нью-Йорка, писателю пришлось отправиться в Вашингтон для встречи с Рут Шипли, могущественной чиновницей, возглавлявшей паспортный отдел. Нужно было представить ей контракт с NANA и дать заверения, что он «не имеет намерений участвовать в… конфликте»
>{8}.
Писательница Джозефина Хербст, друг Хемингуэя со времен его жизни в Париже, которая вновь объявилась в Ки-Уэсте и в Испании, понимала ситуацию лучше, чем Орлов. Она чувствовала, что Хемингуэй, как и многие другие, «переживал своего рода трансформацию», и поездка в Испанию была частью этого процесса>{9}. Она также знала, что он хотел быть военным писателем для своего поколения: война давала ответы, которые нельзя найти где-то еще, даже в водах Ки-Уэста, когда подсекаешь тарпона. «То, что было там повседневной реальностью, встречалось здесь лишь в экстремальных ситуациях»>{10}.
Хербст совершенно справедливо говорила о процессе. Хемингуэй изменился не в одночасье. Поначалу он встал на сторону Республики и против фашизма>{11}. В декабре 1936 г. он написал своему редактору Перкинсу, что Франко — «это первостатейный сукин сын»>{12}. В другом письме, отправленном несколько недель спустя, его тон уже был неоднозначным. Правды нет ни на одной стороне, и он не готов поддерживать кого-либо из них. Однако ему не были безразличны судьбы людей и их страдания, а это означало, что писатель симпатизировал тем, кто возделывает землю>{13}. Он добавлял, что не слишком задумывается о советском режиме, который поддерживает Республику: «В России сейчас у власти грязная клика, но мне не нравятся никакие правительства».
Несколькими днями позже в семье своей жены Полин (где все были католиками и поэтому были склонны симпатизировать Франко и националистам) Хемингуэй допустил, что «красные вполне могут быть такими плохими, как говорят», но добавил, что эта страна принадлежит им, а не живущим за границей землевладельцам, не говоря уже об итальянцах и немцах>{14}. Он также заявил, что хочет поехать в Испанию, чтобы лично следить за «генеральной репетицией неизбежной войны в Европе» и писать «антивоенные репортажи», которые помогут удержать Соединенные Штаты от вступления в войну.
