Я забежал за угол и затаился. Темно. Не заметит... пробежит мимо... не могу больше... только бы не заметил... успокой дыхание... Успокой дыхание! Здесь темно, не увидит. Пробежит мимо. Топот смолк. Что это?.. Шаги, и другие... голос... Женщина!.. Разговаривают. Она смеётся... он отвечает ей... не слышно, что они говорят?.. Я стоял в темноте и жадно ловил их голоса... Спасён?! Нет, нет, сейчас он поклонится ей, может быть, извинится,- дела, увы, сударыня, дела,- и бросится за мной снова, сюда. Ты с ума сошёл, стой и жди! Но ведь он не знает, что я стою здесь, он думает, я убежал уже. Он думает, я уже далеко, убежал. Кажется, спорят о чём-то. Нет, смеются. Наверное, какая-нибудь глупость. Я колебался. Они всё стояли и разговаривали. Любопытство было сильнее меня, и я, тихонько выбравшись из своего убежища, крадучись, стал пробираться в темноте обратно. Затаился. Осторожно выглянул. Они стояли посреди зала, он и какая-то женщина в розовом с белым платье, она поигрывала веером, похихикивала, а он пыжился перед ней, всё порывался острить, перекатывался с пятки на носок. Индюшка и петух. Петух и индюшка. Да он позабыл обо всём на свете, посмотри на него! Он уже забыл про тебя. Я поплёлся прочь.
Я открыл дверь и вошёл в комнату. Женщина, сидевшая за вышиванием, подняла голову. - Как у тебя тепло,- сказал я, прикрывая за собой дверь. - Почему ты так долго?- сказала она капризно. Я подошёл и, нагнувшись, чмокнул её в щёку. - Много уже сделала? - Ты же сказал, что ненадолго! Я пожал плечами, уселся на диван и, сохраняя на лице виноватое выражение, стал подбрасывать под себя подушки. - Мне же скучно одной,- сказала она.- Эгоист! Склонилась над вышивкой. Пропустила нитку, глянула на меня украдкой, вытянула до конца, поправила стежок. Я прикрыл глаза...
Я лежал, а она вышивала. Я приоткрывал веки, снова закрывал, проваливаясь мягко, тяжестью уходя в подушки, в их тёплые недра, глубже, её ровное лицо, она была всё так же, морщила губы, тихонько вздыхала, не отрываясь от шитья, тяжестью уходил на дно и в тёплый ил. Часы мерно стучали на полке, умиротворённо провожая время, которое придумал кто-то... она шьёт, поправляя стежки... Комната перестала иметь очертания, и свет, и осталось
... .............. упал в её тёплый, мягкий подол, горячий запах, дыхание грудь волнует, и грудь поднимается мерно и опускается, близко, горячий свет, руки расправляют складки, он кружится как лепесток, попробуй поймай, дети ладошами хлопают, ловят пылинки, там где свет, их так много, лёгкие, разлетаются, пух летит, на подоконнике блюдце, кошка дремлет, зевает, топорщит усы, лапы тянет, спит. Обкусанный пряник. Клубок ниток, лежит на ковре, ему жарко от света, на солнце, какие-то буквы, дотянуться хочется, непонятное что-то, дай сюда, занавески, белые... - Ну не спи! Мне же скучно. .... белые, что там такое?.. - Ну вот!- обиженно. Я очнулся. - Что ты всё спишь и спишь, мне же скучно! Я протёр глаза, прокашлялся. Укрыться бы чем-нибудь. - Может, нам кофе попить? Горячего, а? Она воткнула иголку, протянула руку назад и, не глядя, дёрнула шнурок. Кивнула мне. - Сморило,- виновато объяснил я. - Иди сюда, посмотри, сколько я уже сделала. - Сейчас... - Ну иди же! - Сейчас, полежу ещё чуток. - Ну вот!- надула губки.- Я стараюсь... Делать нечего, я стал выбираться из залежи подушек, а как неохота! Дверь приоткрылась, заглянула голова. - Два кофе. - И пирожные,- добавил я. Голова уставилась на меня. Я уставился на неё. Стой! Голова исчезла, дверь захлопнулась. - Куда ты опять! - Я... не надолго. Сейчас приду. Покурить только... Объяснять не было времени, я уже бежал, туда, по коридору, потом... Не уйдёшь!
