— Я в этом не сомневаюсь, — холодно произнес Реми.
Дядя сжал кулаки; мешки под его глазами тряслись от сдерживаемого гнева. Он зажег свою сигару.
— Вы должны уехать со мной, мадемуазель Луан. Там мне будет нужна хорошая секретарша. И я вас уверяю, что вы ничего не потеряете от такой замены.
Сквозь прикрытые веки он наблюдал за Реми.
— Мы будем путешествовать, — добавил он. — Мы полетим на самолете в Нью-Йорк… В Лос-Анжелес, вам это ни о чем не говорит?
Клементина поставила перед ним чашку, полную дымящегося кофе, и он начал рыться в сахарнице.
— Теперь, когда мосье мой племянничек выздоровел, вы не сможете больше служить ему сиделкой.
Он ухмыльнулся и выпустил носом дым.
— Это будет не совсем прилично.
Реми бросил вилку на скатерть и так резко встал, что одновременно на всех свечах колыхнулось пламя.
— Блеф! — бросил он, сжав зубы. — Это блеф! У вас нет ни малейшего намерения уезжать. Вы это говорите, чтобы произвести впечатление на Раймонду. Вам хотелось бы узнать, поедет ли она с вами, а? Так вот, и в этом вы тоже проиграли. Во-первых, вы ей не нравитесь.
— Может, она тебе это сказала?
— Совершенно верно.
Дядя проглотил свой кофе, промокнул носовым платком усы и встал из-за стола.
— Завтра я уезжаю в семь утра, — обратился он к Раймонде. — К этому времени вы должны быть готовы.
— Она не поедет, — закричал Реми.
— Посмотрим.
Он остановился перед племянником с сигарой в одной руке, заложив под мышку большой палец другой.
— Ты меня презираешь, не так ли?.. Да, да, ты меня презираешь. Вот на что вы больше всего годитесь — презирать людей. Если бы я не был твоим дядей, и если бы ты не был таким слабаком, я отлично знаю, что бы ты сделал.
Внезапно открылась дверь кухни, они обернулись и увидели на пороге Клементину.
— Я могу убрать? — спросила она.
Дядя пожал плечами, с головы до ног смерил взглядом Реми.
— Позволь мне пройти… Спокойной ночи, Раймонда. Не забудьте, в семь часов.
Он поставил свои наручные часы по настенным и тяжело начал подниматься по лестнице. Испытывая необъяснимую внутреннюю дрожь, Реми наблюдал, как он идет. Да, у него было желание схватить канделябр и со всего размаха… О, какой паскудный человек! Дядя добрался до площадки и подошел к перилам. Они едва доставали ему до пояса… Один толчок и…
— Доброй ночи, — сказал он.
Потом они услышали, как закрылась дверь, и под потолком заскрипели половицы — он, видимо, шагал по комнате из угла в угол.
— Ты ничего не съел, — прошептала Клементина.
