— Ага. Только что поступил.
— Вы приезжий?
— Типа того. Из Рыбинска.
— Что-то непохоже.
— Почему это?
— Говор у вас не ярославский.
— Верно. Просто я только что со службы вернулся, отвык.
— Ну, будя! — прервал разговор подозрительно наблюдавший за ними Степаныч. — Давайте есть.
На столе их уже ожидал пышущий жаром чугунок, распространявший вокруг себя умопомрачительный запах щей. Пока Стеша разливала их по мискам, глава семьи взялся за ковригу ржаного хлеба и отрезал от неё всем по хорошему ломтю. Дмитрий, глядя на все эти приготовления, тоже не остался в стороне и, открыв свой сундук, вытащил из него запечатанный сургучом водочный штоф.
— Давайте, что ли, за знакомство?
Возражений от Степаныча не последовало, и девушка поставила перед мужчинами две стопки. Прозрачная как слеза генеральши Поповой[3] жидкость, булькая, заполнила стаканы и, не задерживаясь, отправилась дальше.
— Хороша! — крякнул Филиппов и поспешно закусил корочкой хлеба.
Будищев, напротив, только немного пригубил из своей стопки, и тут же подлил хозяину дома. Тот принял это как должное, и вторая порция последовала за первой. Скоро язык у машиниста развязался и он, покровительственно поглядывая на Дмитрия, принялся расспрашивать его, где тот выучился специальности, и где работал прежде. Молодой человек в ответ лишь отшучивался, не забывая подливать в стаканы, и вскоре они стали почти друзьями. Стеша смотрела на это безобразие без восторга, но возражать не смела. Лишь когда они дохлебали щи, будто спохватившись, спросила.
— Батюшка, ты слышал – у Еремеевны дочь померла?
— Ага, — пьяно отозвался тот. — Мы с Митькой заходили к ей.
— Жалко, молодая ещё.
— Чахотка! — пожал плечами Степаныч и громко икнул.
Будищев после этих слов чуть не поперхнулся и посмотрел на собутыльника, будто примериваясь половчее двинуть кулаком. Но всё обошлось, тем более, что дело шло к ночи, и пора было ложиться спать. Парень помог добраться до постели захмелевшему хозяину, а затем направился к лавке, приготовленной для него Стешей. Девушка уже убирала со стола, оставив лишь бутылку и одну из стопок, а также нехитрую закусь.
— Вы еще будете? — спросила она у Дмитрия.
— Если только с тобой.
— Что вы, я не пью!
— И это – правильно! — ухмыльнулся тот. — Я тоже не пью. Из мелкой посуды.
— И батюшка мой не пьет. Обычно.
— Когда не наливают? — осведомился Будищев. — Ладно, пожалуй, на сегодня хватит. Ты извини, что я твоего папашу накачал. Просто день был трудный, а тут ещё эта, как её, Еремеевна с Настей…
