Влад Хельсинг | страница 28
Обойдя тело большим кругом, он уже приготовился бежать вниз по склону, и едва не наступил на второй труп. Это был молодой мужчина. Он лежал на спине, широко разбросав руки и ноги. Голова его была запрокинута, а горло…. Горла не было. Кто-то выгрыз его так основательно, что из кошмарной раны выглядывали позвонки.
Владик почувствовал, что сейчас он просто потеряет сознание, а затем и жизнь. Он не сомневался, что монстр, убивший эту парочку, где-то рядом. И ничто не помешает ему разделаться с очередной жертвой. А уж если та лишится чувств, ее можно будет потребить медленно и со вкусом, смакуя каждый курочек свежего мясца.
Через мгновение Владик уже несся вниз по склону с такой скоростью, что временами обгонял собственный визг. Это правда! Правда! Тут обитает зло. И он видел его вчера, возле родника. Оно приходило за ним, и он лишь каким-то чудом пережил эту кошмарную встречу. Но вот вопрос – переживет ли он второе свидание с монстром, если таковое случится?
Завывая от ужаса, Владик скатился с холма, преодолел ложбину, взбежал по земляным ступеням и, сломя голову, понесся к дому. Канистры с водой, дробовик и ковшик он проигнорировал, потому что и думать о них забыл. Какие еще канистры? Какой дробовик? Надо бежать отсюда! Ужасный ужас лютует в округе, вся эта деревня и ее окрестности – его охотничьи угодья. Как еще неведомое существо не пожаловало к ним в гости? Едва ли его могли остановить двери или пули. Захоти оно – пришло бы, и всех загрызло. Ну, если бы загрызло только Цента, Владик бы лишь порадовался, но вот Машку, а тем более себя, ему было слишком жалко.
Но Цента, к большому сожалению программиста, никто не загрыз. Он был жив, здоров, и крайне недоволен своим нерадивым слугой.
Проснувшись сегодня нетипично рано, Цент, первым делом, громким властным голосом потребовал чая в постель.
– Владик! – заорал он, разбудив Машку. – Чаю!
Тишина стала ему ответом. Цент полежал, подождал немного, а затем вновь взревел:
– Владик! Чаю!
И вновь никакой реакции.
Цент почувствовал себя оскорбленным до глубины души. Презренный программист нагло игнорировал его высочайшие требования, будто оно так и надо. Будто он решил, что это не повлечет за собой сурового наказания.
Центу стало ясно, что Владик окончательно отбился от рук.
Это началось не вчера. Давно уже Цент замечал в поведении программиста тревожные признаки возмутительно своеволия. То чай подаст чуть теплый, то недосыплет сахара, будто ему жалко его. То наоборот, навалит едва ли не больше, чем кипятка, и давись потом этим приторным сиропом. А как он делал бутерброды с вареньем! Да ведь это же нарочно будешь стараться, и никогда не сможешь сотворить таких уродских бутербродов. Они были настолько неприятны эстетически, что Центу приходилось прилагать моральные усилия, перебарывать свое абсолютное чувство прекрасного, чтобы заталкивать их в рот.