.
Русско-турецкая война 1877-78 гг.
Война создала особые возможности для молодых верующих выразить свою веру в действии. Точно так же, как война оказалась катализатором для молитвенных собраний, она открыла путь для дел любви и сострадания. Пастор Дальтон сообщал, что многие светские дамы оставили свои удобные дома, чтобы служить добровольными сиделками (как это делала до них известная Флоренс Найтингейл). Когда первого раненого принесли в госпиталь в Зимнице, Дальтон узнал в «просто одетой даме», известной в госпитале только как «сестра милосердия», княгиню, читающую Слово Божье опасно раненному солдату[298]. Ада фон Крузенштерн вспоминала вечера, посвященные шитью для раненых солдат, а другие вечера были посвящены беседам с солдатами в Михайловском замке, часть комнат которого были превращены в военный госпиталь. Сорок лет спустя, во время Первой мировой войны, она же учила раненых немецких солдат в Дрездене играм, которым научилась от раненых русских в С.-Петербурге. Петербургский автор Елизавета Вард де Шерьер положила в основу своего романа «Сергей Батурин» в 360 страниц деятельность пашковцев во время Русско-турецкой войны. По отзыву ученого и обозревателя Эдмунда Хейера, роман является вымыслом только в своей сюжетной линии, в то время как даты, описания сражений и русской победы являются точными. Однако в каждой сцене читатель находит пашковца, утешающего тех, кто потерял любимого, служащего раненым в военном госпитале или на поле боя, – и эти описания являются правдивыми свидетельствами о труде пашковцев в то время[299].
Неправильно понятая филантропия
Щедрость и бескорыстие пашковцев, хотя и проистекавшие из лучших побуждений, создавали свои проблемы. Как и везде, находились люди, которые пользовались их щедростью и даже распространяли слухи, что Пашков «покупает» последователей за столько-то рублей за голову[300]. В 1904 г. в православном «Миссионерском обозрении» появилась статья, заявляющая, что есть два вида людей, посещающих пашковские собрания: кто ищет светских связей, а кто – подачек[301]. Некоторые утверждали, что Пашков был жертвой совершенно особого шантажа. Добротой Пашкова пользовались «не только люди, нуждавшиеся в копейке на кусок насущного хлеба, но и лица, привыкшие каждодневно и «фриштикать» (от нем. fruhstuck – завтрак), и обедать у Дюсо или у Бореля. Эти последние больше всего злоупотребляли доверием полковника. На них он издерживал чудовищные суммы денег. По этому поводу в то время даже говорили, что Пашкова нарочно навели на эту стезю добродетели, чтобы раздолбить его капиталы»
