.
Наряду с Мюллером и Бедекером, С.-Петербург посещали и другие гости. Швейцарский пастор Отто Штокмайер, постоянный проповедник на годичных Кесвикских съездах в Англии, был приглашен для истолкования Библии в 1880 г.[263] Ада фон Крузенштерн, которая позднее слушала его в Европе, описала его проповедь как «могущественную»: «Можно было чувствовать в нем, больше, чем в ком-либо ином, страх привлекать людей больше к себе, чем к Богу. Он ничего так не боялся, как этого. Он пробуждал в людях стремление к полному знанию самих себя, жажду раскрыть всякое тщеславие, чтобы новая жизнь могла созидаться на новом основании»[264].
Десятью годами позже, когда Пашков был выслан из страны и религиозные преследования достигли своего пика, англичанка Джесси Пенн-Льюис, которая позже стала известным автором, а также постоянным проповедником в Кесвике, провела двадцать восемь собраний в течение января 1897 г., когда была в С.-Петербурге. Хрупкая и болезненная, молодая Пенн-Льюис сопротивлялась, когда одна русская женщина в Лондоне пригласила ее в Россию. Только после настойчивой молитвы, закончившейся «сделкой с Богом», она согласилась. Хотя в ту зиму Джесси серьезно заболела, едва избежав смерти, она никогда не жалела, что последовала Божьему призыву. Фактически Пенн-Льюис приписывала свое исцеление молитвам четырех неназванных пашковок, которые «провели десять дней и ночей на коленях с открытой Библией, простирая свои руки к Богу». Отказавшись от сна, эти четыре женщины оставались рядом с ней, пока она не вернулась к жизни. Пенн-Льюис позднее отметила: «Я часто удивлялась, в какой другой стране я нашла бы то, что они сделали для меня»[265]. То, что эта поездка оказала глубокое воздействие на Пенн-Льюис, стало очевидным в ее положении вице-президента Миссионерского центра и Центра конференций Русского миссионерского общества «Славянка» в Англии. Это был последний дом Елизаветы Чертковой, одной из хозяек Пенн-Льюис двадцать пять лет назад[266].
Некоторые собрания Пенн-Льюис проходили в церкви конгрегационалистов, другие – в переполненных залах княгини Ливен, третьи – в предместьях, «в местах, где окна были плотно занавешены, чтобы ни один луч света не проник наружу», – из-за боязни арестов. Пенн-Льюис подчеркивала то, что считала центральной истиной Евангелия: «Я распят со Христом, чтобы Христос жил, и двигался, и трудился во мне». Она была убеждена, что «ключ к полноте Духа Святого лежит в знании Креста, и Бог может наполнить нас только в такой мере, в какой мы пусты». Подчеркивая необходимость нового творения, она объявляла важность распятия верующих со Христом, чтобы позволить Христу жить в них. Это новое учение, тем более радикальное, что православные подчеркивали стремление к совершенству и добрым делам, встречали с открытым сердцем. Пенн-Льюис рассказывала, как один молодой князь прислал ей букет цветов с посланием: «Если бы я только знал это раньше, я бы никогда не вернулся в мир… В Евангелии содержится больше, чем мы знали»
