— Товарищи, выходите! — кричал Балякин.
Обмороженные, с гноящимися ранами, опухшие, покрытые сажей и копотью, освобожденные высыпали из вагонов.
От паровоза, таща за собой пулеметы, бежали вражеские солдаты. Укрывшись за колесами, бойцы остановили их автоматным огнем: надо было выиграть время, чтобы отбитые люди могли скрыться в лесу.
Завязалась ожесточенная перестрелка. Гитлеровцы начали наседать.
Положение осложнялось. Группа Балякина начала медленно отходить. Вдруг в конце состава на полотне заговорил пулемет. Он хлестнул по фашистам. Кто и когда снял его с площадки? Балякин решил, что это кто-нибудь из десантников. Владимир приказал прикрыть смельчака огнем и подавал знаки, чтобы тот уходил. Но пулеметчик все стрелял и стрелял. К нему подкрались и бросили три гранаты. Заливистый стрекот оборвался…
Когда группа вышла из боя и собралась в глубине леса, Балякин, окинув взглядом бойцов, понял, что за пулеметом был не парашютист. Кто же пожертвовал жизнью для спасения других?
Освобожденные в один голос заявили:
— Это старшина Кешка.
Фамилии его никто не знал. Вспомнили только, что он из Иркутска.
Спасенные рассказали, что в октябре 1941 года попали в окружение. До декабря держались, а потом, истощенные, израненные, оказались в плену. Их включили в рабочую команду и заставили расчищать аэродром возле Калуги. Многие умерли от непосильного труда, голода и мороза, некоторых расстреляли.
* * *
Группа Анатолия Алексеевича Авдеенкова также успешно справилась со своей задачей. Возвратившись на нашу главную стоянку, он представил мне письменный отчет. На небольшом листке было всего несколько строк. Но вместилось в них много. На участке Мятлево — Вязьма подрывники в пяти местах разрушили железнодорожное полотно. На станции Мятлево оказались блокированными эшелоны с воинскими частями и боевой техникой, прибывшие из Калуги. Группа потеряла двух человек: одного ранило, другой обморозился. Оба оставлены у местных жителей.
Подобные боевые донесения в те дни поступали и из других подразделений. Выслушивать подробные устные доклады возвращавшихся с заданий я не всегда мог. Начальник штаба отряда старший лейтенант Александр Васильевич Самарин вел что-то вроде журнала боевых действий. И тем дороже теперь оставленные им скупые записи. Тогда это были наши обыденные дела. Сейчас за каждой строкой я вижу подвиг. Да, именно подвиг. Иначе как же назвать то, что в метель, при двадцатипяти — тридцатиградусном морозе совершали десантники? Вот итоги только одного январского дня.
