Утешение философией | страница 22



19. Вы же не умеете поступать правильно иначе как ради народных ушей и пустых толков и, пренебрегая превосходством совести и доблести, домогаетесь награды от чужих пересудов. 20. Послушай, как изящно осмеял некто пустоту таких притязаний. Он накинулся с поношениями на человека, который не ради упражнения в прямой добродетели, но ради пышной славы лживо облекся именем философа, и прибавил, что скоро узнает, точно ли он философ, если причиненные ему досады снесет кротко и терпеливо. Тот недолго хранил терпение и, снеся обиды, молвил, как бы насмешливо: «Признаешь наконец во мне философа?» А тот, с еще большей язвительностью: «Признал бы, — отвечает, — если б ты смолчал»{88}. 21. Что же выдающимся мужам (речь ведь идет о них), которые ищут славы доблестью, что, повторяю, нужды им в славе после того, как тело дотла разрушится смертью? 22. Ведь если — чему рассудок наш возбраняет верить — люди умирают полностью, нет вовсе никакой славы, ибо тот, кому она воздается, вовсе не существует. 23. Если же душа, самое себя сознающая, от земной избавившись темницы{89}, устремляется, вольная, к небу, не гнушается ли всяким земным занятием та, которая, наслаждаясь небом, радуется свободе от земного?

VII

Кто, духом пылок, реет лишь за славою{90},
Верховным благом чтя ее,
Пускай пространство области эфирныя
Сравнит с земною скудостью
5 И устыдится, круг наполнить крохотный
Своим не в силах именем.
Почто ж, о гордый, с шеи втуне силишься
Низринуть иго смертное?
Хоть меж далеких странствует племен молва,
10 Всяк о тебе вестит язык,
Хоть пышно блещет дом великий титлами —
Высоку славу презрит смерть,
Смиренну с гордой вместе погребет главу,
Сравняет с высшим низшее.
15 Где ныне кости верного Фабриция{91},
Где Брут, Катон незыблемый?
Пустое имя буквами немногими
Молва чертит посмертная.
Но нам, прозванья ведающим звучные,
20 Дано ль самих умерших знать?
Итак, лежите вы, совсем безвестные,
И слава не прославит вас.
А если мните жизнь еще продлить себе
Молвы ширяньем смертныя,
25 Когда, хоть поздний, и ее похитит день,
Вторая смерть к вам явится{92}.

VIII

1. Но не думай, что я веду против Фортуны безжалостную войну: случается иногда, что она, ничуть не обманчивая, обретает заслуги перед людьми, а именно, когда она открывается, когда обнажает чело и изъявляет свой нрав. 2. Возможно, ты еще не постигаешь моих речей; дивно то, что я хочу сказать, и потому я едва способна выразить мою мысль словами. 3. По моему мнению, много полезней людям враждебная Фортуна, чем благосклонная: последняя всегда под видом счастья, выглядя ласковой, лжет, первая же всегда правдива, когда в переменах являет свое непостоянство. 4. Та морочит, эта учит; та видом обманчивых благ опутывает умы наслаждающихся, эта, давая познать хрупкость счастия, их освобождает; таким образом, ты видишь, что та — ветреная, текучая, о себе самой в вечном неведенье, а эта — трезвая, собранная и — даже когда выказывает свою враждебность — благоразумная. 5. Наконец, счастливая Фортуна своими ласками отклоняет от истинного блага, а враждебная обыкновенно тащит крюком обратно к истинным благам. 6. Или ты считаешь маловажным, что сия ожесточенная, сия ужасная Фортуна открыла тебе души верных приятелей? Она отделила для тебя искренний облик друзей от неверного; уходя, своих забрала, твоих оставила. 7. Сколь дорого заплатил бы ты за это, когда был невредим и, как казалось тебе, благополучен? Ну, сетуй теперь о потерянном добре: ты ведь обрел драгоценнейший род богатства — друзей.