!» Девочка плакала, по ее лицу, превратившемуся в маску ярости, катились злые слезы. Наконец, взрослые отпустили девочку; тетка, пугавшая ее копами, продолжала орать на Эрику. В конце концов мать схватила Эрику в охапку и вынесла ее из кабинета.
Мама не стала ее ругать, она вообще не сказала ни слова. Домой они ехали молча. Вечером мама вымыла Эрике голову над раковиной, и перед сном они долго разговаривали о разных приятных вещах.
Эми, мать Эрики, оказалась на самой низкой ступени социальной лестницы изо всех членов своей семьи. Родители Эми приехали в США из Китая, и теперь семейство процветало. Но Эми не повезло. Она с юности страдала маниакально-депрессивным расстройством. В маниакальной фазе Эми была полна энергии, отличалась феноменальной работоспособностью и была образцовым представителем этнического меньшинства. Когда Эми было немногим больше двадцати, она по несколько месяцев проводила в различных колледжах, на обучающих курсах и в учебных центрах. Она получила диплом медсестры. Она овладевала компьютером, надеясь стать специалистом в области информационных технологий. При этом она успевала работать на двух работах и трудилась, не покладая рук, с фанатизмом своих предков – китайских крестьян.
В такие месяцы процветания Эми водила Эрику на шведский стол в ресторан «Золотой корраль» и покупала дочери новую одежду и обувь. Она старалась направлять жизнь Эрики и решала за нее, что ей носить и с кем ей дружить. Она говорила дочери, кого из ее друзей и подруг она не желает видеть (таких было большинство – ведь все они могли занести инфекцию). Эми заставляла Эрику много читать, чтобы она обогнала других детей. Эми даже учила дочку китайской каллиграфии: у нее в шкафу лежали кисточки и тушь. Эрика с восхищением смотрела, с какой легкостью и изяществом мать наносит на бумагу черты сложных и красивых иероглифов. Она и не предполагала в маме этих качеств. Эми говорила, что, когда пишешь иероглифами, начинаешь по-другому мыслить. Вдобавок к этому Эрика пару лет занималась конькобежным спортом.
Но потом мамин период активности сменялся депрессией, и наступали трудные времена. Из безжалостного начальника Эми за несколько дней превращалась в полное ничтожество, уступая Эрике роль матери. В квартире валялись пустые бутылки из-под рома и ликера, пол был усыпан травкой, а на зеркале виднелись следы кокаиновых «дорожек». Эми переставала мыться и пользоваться дезодорантами. Дом был полностью заброшен. Когда Эрика была совсем маленькой, а у Эми начиналась депрессия, она наливала в бутылочку «Пепси» и давала ее дочке, чтобы та, наконец, заткнулась и перестала орать. Когда Эрика подросла, мать в такие периоды с утра до вечера кормила ее сухими завтраками. Они подолгу питались одной только копченой колбасой из лавки на углу. Когда Эрике было девять лет, она уже умела вызывать такси, чтобы отвезти маму в больницу – из-за сильного сердцебиения, как она объясняла врачу. Эрика приучилась жить в темноте, ибо в периоды депрессии Эми запрещала открывать шторы и даже склеивала их скотчем.
