Он протянул руку. Эндрю пожал ее и попытался высвободиться, но викарий не отпускал, а рукопожатие у него было крепкое.
– Мне, пожалуй, пора, – сказал Эндрю.
– Да, да, конечно. – Священник разжал наконец пальцы.
Облегченно выдохнув – все-таки удалось вырваться, избежав продолжения допроса, – Эндрю зашагал по дорожке.
– Надеюсь, скоро увидимся! – крикнул вслед викарий.
За последние годы похороны подверглись нескольким попыткам ребрендинга – «Социальные похороны», «Муниципальные похороны», «Контрактные похороны», «Похороны по секции 46», – но ни одна из них не прижилась. Наткнувшись на выражение «Похороны неимущих», Эндрю счел его вполне подходящим, отдающим эхом прошлого и даже романтическим в каком-то диккенсовском духе. Он представил человека, жившего лет сто пятьдесят назад в какой-нибудь глухой деревушке – грязь да квохчущие куры, – павшего жертвой сифилиса, умершего в почтенном возрасте двадцати семи лет и сброшенного под всеобщее ликование в яму, дабы удобрить землю. То, что Эндрю довелось пережить на практике, произвело угнетающее впечатление чего-то совершенно бездушного. В наше время похороны по всему Соединенному Королевству стали правовой обязанностью местных органов власти в отношении тех, кто затерялся, ускользнул от ока государства и чья смерть привлекла внимание лишь по причине запаха разлагающегося тела или неоплаченных счетов. В нескольких случаях выяснялось, что в банке у покойника осталось достаточно денег для оплаты коммунальных услуг в течение еще нескольких месяцев после смерти, а значит, дом обогревался и разложение ускорялось. После пятого такого тяжелого случая Эндрю подумал, что, может быть, проблема заслуживает упоминания в разделе «Другие замечания» ежегодной анкеты «Оценка удовлетворенности работой». Дело закончилось вопросом, можно ли купить еще один чайник на общую кухню.
Другая фраза, с которой Эндрю хорошо познакомился, звучала так: «Девятичасовая пробежка». Его босс, Кэмерон, объяснил ее происхождение, сердито срывая пленку с разогретого в микроволновке бирьяни[1].
– Если умираешь в одиночестве… – дерг, дерг, дерг, – то тебя, скорее всего, и похоронят соответственно, в девять утра, когда и поезд можно задержать… – тычок пальцем, – и шоссе заблокировать… – еще тычок, – и это никому не помешает.
Годом раньше Эндрю устроил двадцать пять таких похорон (его высший годовой показатель) и присутствовал на всех, хотя, строго говоря, не обязан был это делать. Маленький, но многозначительный жест, говорил он себе, адресованный тем, кто не был связан правовыми обязательствами.
