— Аферист, — глянул на него рыжий, — а, может, ты сам — еврей?
— У меня фамилия Хлястич. Вот и думай после этого, — ответил Аферист.
— Хохол он, — сказал Игорек, все держа в руках короля, и не зная, куда поставить его. — Морда он бэндэровская.
— Кстати, — ответил Аферист, — и хохол слово не ругательное, а, скорее, ироничное. А украинец и вовсе нормальное слово. Так что, с национальностью у меня все нормально.
— Аферист, вот ты кто! Вот твоя национальность, — сдался Игорек. — Давай еще партию. А вы не мешайте! — раздраженно крикнул он развеселившимся пацанам.
— И еще один аргумент, — вспомнил Аферист, — вот мы сидим и про этот национальный вопрос разговариваем. А сидел бы сейчас с нами какой-нибудь Рабинович, и волей-неволей, если бы мы имели к этому человеку уважение, мы бы старались не напоминать ему, что он еврей. Про русских или хохлов и речи нет — хохол, он и в Израиле хохол, (всеобщее гыканье и хихиканье). Но вот сидел бы еврей, и мы были бы аккуратнее, чтобы как бы чего такого не сболтнуть — не намекнуть невольно на его жидовское происхождение. Словом, берегли бы его жидовские чувства, как берегут ущербных. Как если бы с нами какой-нибудь без ноги сидел или еще какой-нибудь инвалид. Мы бы аккуратнее были, чтобы не дай бог не ляпнуть, что он бедненький сидит в компании нормальных. Мысль ясна?
— Ясна. Садись, — готовый к бою, сам расставивший все фигуры, сказал ему Игорек.
Аферист сел, сделал ход.
— Так что, евреи, — продолжил он, — это еще и что-то такое убогое и ущербное. Оттого они и орут постоянно, что их все обижают. Точно инвалиды. Те тоже все о своих правах заявляют. Пенсионеры, матери-одиночки, жертвы репрессий и до кучи — евреи. Только в отличие от пенсионеров и этих несчастных гастарбайтеров из Молдавии, у этих евреев с деньгами все в порядке, — Аферист неожиданно разозлился. — Если честно, мне этих чурбанов, всех этих узбеков жалко, у них семеро по лавкам, им действительно, детей кормить нечем, они тут как скоты на этих стройках за три копейки — и все молчат, все и этому рады — бьют их, убивают, а они молчат, и работают. А евреи… Все, бляди, в консерваториях сидят, да в офисах, а все тоже убогими прикидываются. И это все опасный народец. Эти, чуть что, сразу — распни его, кричат. Ты даже ничего ему не сделал, даже ничего не сказал, только подумал — а он уже — распни его! Короче, суки они все — и евреи, и… все иже с ними, — неожиданно зло закончил он.
— А чего ты-то на них такой злой?
