Спустившись с горы вниз, в городок, санитары уселись на гроб и закурили, болтая о чем-то на своем кудахтающем языке, на котором нельзя говорить тихо, а они двое шли сзади молча, мерно шагая в ногу.
Набережная, по которой шли, была пуста. Выбитыми стеклами всех решительно окон зияли франтоватые прежде, в арабском стиле городские купальни. Стоявшую на двутавровых балках в самом море деревянную кофейню, вычурно раскрашенную и носившую шутливое название "Поплавок", теперь почти разобрали на дрова. От кинематографа "Рион" осталась одна задняя каменная стена; от целого ряда лавок на берегу - куча неприбранного мусора, лежащего уже два года. На этом мусоре сидел весь голый и весь в коросте чей-то неопрятный ребенок лет четырех и собирал черепки. Кусок набережной, сажени в три длиною, провалился и был унесен прибоем; место это огородили кое-как колючей проволокой, оставив узенький проезд... Морщинистая, простоволосая какая-то женщина в грязной кофте, шедшая навстречу, остановилась, посмотрела на гроб и на них двоих, испуганно перекрестилась и поспешно прошла мимо, пряча глаза.
Пустое море. Пустая пристань.
Шире шаг и в ногу!.. Так легче идти.
Проехала линейка Базарную площадь, от которой влево стояла церковь.
- Как же священника вызвать? - спросил Максим Николаевич.
- А? Священника? - очнулась Ольга Михайловна. - Нужно сходить к нему на дом... Пусть станут...
- Эй! - крикнул татарам Максим Николаевич. - Стой!.. К священнику сходим!
Линейка остановилась. Соскочил черноусый, но когда понял, чего хотят, махнул рукой и ворчнул:
- Зачем такой свячельник?.. Не надо свячельник!
Крикнул своим:
- Айда! Трогай! - и пошел следом.
- Должно быть, холерных не полагается хоронить со священником, догадался Максим Николаевич. - Боятся заразы. Пригласим его после...
Кладбищ было два: старое и новое, - правда, хоть и прошлогоднее, но уж такой же величины, как старое.
Однако криворотый встретил линейку у ворот старого: чтобы скорее и легче было копать, вскрыл одну из старых могил, дойдя до полусгнившего гроба.
Кладбище было неуютное, на косогоре, на твердом шифере. Деревья здесь были редкие, чахлые, больше все кипарисы, сплошь облепленные прошлогодними и новыми шишками, некрасивые, корявые. Кресты на могилах больше все деревянные, некрашеные, кривые...
Гроб с линейки тащили с трудом черный и рыжий татары и кричали криворотому:
- Памагай, эй!.. Зачем так стоишь?
Миндальное деревцо кто-то посадил на старой могиле, и теперь его выкопали с корнем, и оно с поникшими узкими листочками валялось тут же рядом с бедряной костью, черной и прелой, какого-то давнишнего покойника.
