— Двадцать четвёртый, двадцать четвёртый … Это же штрафники! Каторжное отребье!
— Ты не прав, — попытался урезонить друга Сервий. — Да, это бывшие заключённые. Те, кому император недавно решил дать шанс. Вместо того чтобы сгнить в тюрьме, пусть, кто хочет, отслужит — и выйдет чистым. Да и нет у нас ходу душегубам. А остальные… пусть они оступились когда-то, но всё же это люди. И не стоит сразу жечь им клеймо…
— Это не люди, — отрезал Луций, задумчиво посмотрев на товарища. Ведь с одной стороны впереди должность центуриона, а, может, и старшего центуриона когорты. С другой — до этого несколько лет общаться со всяким помоями. — Может, когда-то они и были людьми. Только вот они давно продали себя Нечистому. А насчёт «душегубам ходу нет». Вспомни банду Когтя, и что мы выволокли после облавы из логова. Вспомни ту деревушку. А ведь в Лох-Монаре, откуда сбежала эта падаль, по первому сроку ворьё сидело. Начинаешь жалеть, что Цезарь Луций Септимий Север, когда Христос явился ему и велел принять святое крещение, запретил Игры на арене. Если бы каторжную дрянь скормили львам сразу — сколько народу в том, как его, Контине, осталось в живых? Ты меня не убедишь, насмотрелся. Нелюди они, и никак натуру не поправишь. Вот увидишь, император ещё поймёт, что ошибся. Заклеймит и загонит эти помои гнить в рудники Дакии.
Разговор Сервий вспомнил через несколько месяцев, в конце марта. Снег уже успел сойти, но заледеневшая земля не прогрелась, а убегающая зима ещё покрывала по ночам лужи корочками льда. И стоять на продуваемом ветром плацу, особенно в одних нижних туниках, было не сладко. В другой день декан, может, и пожалел бы новобранцев — но только не сегодня. Особенно двоих, отдельно перед строем. Справа стоит высокий крупный парень. Матти. Пудовые кулаки и полная бесхребетность, покорность даже не тому, кто сильнее — а любому, кто попытается им верховодить, кто хоть слегка припугнёт. И в тюрьму-то, балбес, угодил так же. Землёй долги платить сложно, ещё Цезарь Флавий Аврелий Константин установил: чтобы право на неё передать, надо одобрение судьи. Вот и нашли односельчане способ, как закон обойти, расплатиться за неудачную ссуду общинным лугом. Парня обвинили в краже занятых денег и отправили в тюрьму. А на его место приняли в общину клиента одолжившего деньги патриция и отдали тому луг в вечное владение. Что новый человек со своей собственностью сделает потом, когда из села уедет — никого уже не волнует. Главное — долга ни по каким записям нет. Дело было шито такими белыми нитками, что скажи парень на суде хоть слово — и староста сам бы пошёл на каторгу, вместе с патрицием. Слишком сурово следили за земельными делами. Но этот баран покорно со всем согласился! Хорошо, хоть ума хватило в легион записаться… Рядом второй. Невысокий, смуглый, подвижный как ртуть. Дайви. Когда-то мелкий вор, дважды получавший плетей за ерунду. И в третий раз схлопотавший лет десять каторги как неисправимый. Здесь вдруг возомнил себя «бывалым варнаком», который быстро наведёт «подходящий порядок». И начал с самого безответного, с Матти — заставляя себе прислуживать, издеваясь и избивая.
