.
Уильям Худ, вышеупомянутый офицер ЦРУ, писал позднее, что задачей любого куратора было деликатно довести своего подопечного «до такого состояния, чтобы тот не мог ничего утаить – ни самой пустячной информации, ни самой интимной детали личной жизни». И далее:
Каковы бы ни были его мотивы, роль шпиона в том, чтобы предавать. Логично рассуждая, человеку, который вызвался на измену (или был вовлечен в нее), никогда не следует доверять. […] Какие бы условия ни ставил агент перед вербовкой, истина в том, что, если уж разведслужба покупает шпиона, то покупает его абсолютно. Ни одна подобная организация не потерпит и намека на независимость либо границы допустимого со стороны агента. Профессия шпиона – дорога в один конец148.
Кураторы Сташинского из КГБ явно следовали общему правилу спецслужб, а вот их суперагент правила собирался нарушить. За годы в рядах чекистов Сташинский научился водить кураторов за нос. Он понял, что лучший способ отказать – в общем согласиться, но указать на объективные причины, по которым выполнить именно этот приказ трудно или невозможно. Сташинский был якобы обеими руками за то, чтобы подслушивать Инге, но с сожалением указал Деймону на максимальное расстояние до передатчика – двести метров. В таком случае, возле дома пришлось бы припарковать фургон с оборудованием для прослушки. А поскольку дом стоял на отшибе, далеко от других, чужая машина наверняка вызвала бы подозрения. Деймону оставалось только согласиться с Богданом и отказаться от идеи записать его разговор с Инге.
Сташинский в первую очередь признался невесте: он выдавал себя за совсем другого человека. Его зовут не Йозеф Леманн, да и немцем он притворялся – он из Советского Союза. Инге его слова ошеломили. По ее словам, она как будто упала с небес на землю. Богдан вспоминал, что пытался смягчить удар – он все же не русский, а украинец, – рассчитывая на то, что немцы в его земляках видели один из покоренных советами восточноевропейских народов, тогда как русских обычно воспринимали как старых врагов, а теперь и оккупантов. Таким признанием он открыто нарушил инструкции, данные ему и на Лубянке, и в Карлсхорсте. Он не стал выдавать себя за агента Штази, а прямо заявил, что служит в КГБ, в Варшаве не был и приехал из Москвы. Там его принял сам председатель комитета и дал добро на их свадьбу. Инге станет первой женщиной-иностранкой, которой позволят выйти за агента КГБ. Однако ей придется тоже стать сотрудницей комитета
