.
Беседа подошла к концу. Ошеломленному агенту было над чем поразмыслить. Слова генерала не оставляли сомнений: КГБ намерен удерживать в заложниках в Москве либо его жену, либо самого Богдана. Теперь они выпустят Инге в Берлин, рассчитывая, что любовь заставит ее вернуться к мужу. После рождения ребенка они могут позволить киллеру вновь побывать в странах Запада, не опасаясь измены. Не бросит же он семью. Барышников придумал, как обратить на пользу комитету проблемы, созданные его подчиненным, – любовь к Инге и желание завести ребенка. Этот вывод привел еще к одному, столь же тревожному – Богдану больше не доверяли. Он ведь был не только убийцей, но и свидетелем убийств, совершенных Лубянкой за рубежом. Как тут обходятся с лишними свидетелями, он хорошо знал. Попала ли семья Сташинских под подозрение? Не играет ли он жизнями Инге и нерожденного ребенка?
Впоследствии Богдан так рассказывал об этом: «Я должен был учитывать ту возможность, что с нами обоими что-то случится. После беседы с Владимиром Яковлевичем я понял, что должен предупредить жену: когда-нибудь с ней может произойти несчастный случай. То же может произойти и со мной». Надо было действовать. На суде он показал: «Я понял, что не могу больше колебаться. Я должен четко решить, что мне делать. Другого выхода у меня нет». Но какой же выход у него оставался? Снова войти в доверие КГБ или бежать на Запад? Исходившая от КГБ угроза вынуждала признать, что первый вариант чересчур оптимистичен. Запрет на выезд за границу вдвоем исключал второй. Богдан был в тупике189.
31 декабря 1960-го Сташинские готовились к проводам старого года и гадали, что сулит новый двум марионеткам КГБ, пожелавшим ускользнуть от кукловода.
Инге сперва не понимала, почему наверху Богдану запретили ехать с ней в ГДР. В итоге он отважился открыть ей всю правду – даже то, какие приказы из Карлсхорста он выполнил в Западной Германии. Решение далось ему трудно. До тех пор Богдан искренне верил, что неведение позволяло ей избегать опасности. Да и тяжко было в таком признаваться. На суде он показал: «Не так легко рассказать о таких вещах человеку, с которым хочешь жить». Однако положение его круто изменилось. После встречи с Барышниковым, Сташинский осознал, что Инге теперь тоже ходит по тонкому льду – и незнание о его «подвигах» в Мюнхене ее не спасет. Душевная боль не давала ему покоя. Слишком долго его тяготило чувство вины. Богдан верил, что Инге, узнав правду, не только простит, но и поможет ему
