— Как чувствуете себя сейчас, голова не кружится?
— Сейчас стало легче, прошла слабость, правда, ломит руку. Думаю, скоро вернусь в часть и ещё повоюю!
— Как же вы будете воевать без пальцев, да ещё правой руки? — задал вопрос Николай Григорьевич.
Допрашиваемый, умолчав о том, что он левша, ответил:
— Могу же я служить в медсанбате или в запасном полку?
Дыбенко поднялся, сунул свои записи в планшет и, обращаясь к раненому, спросил:
— А что, если мы с вами пройдём по той же дороге и осмотрим место, где вас ранило?.. Вам не будет тяжело?
— Когда? — растерянно спросил тот.
— Сейчас, прямо сейчас...
Я всматривался в лицо красноармейца и думая, что от его решения пойти или не пойти будет зависеть многое. Он ведь не мог не понимать, к чему клонит следователь и что мы подозреваем его в тяжком преступлении. Почему же с его стороны только лёгкая растерянность и нет ни слова защиты или возмущения, ни одного вопроса, никакой тревоги? А может, потому и не возмущается, что уверен в своей невиновности и не допускает даже мысли, что кто-то может думать по-другому...
Какой всё-таки будет ответ?
— Не возражаю, — согласился боец, — в землянке душно, я с удовольствием пойду на воздух, только позвольте закурить.
Для осмотра места происшествия командование медсанбата выделило четырёх понятых — трёх красноармейцев и одного командира. Ночь была лунная, тёплая и тихая, без обстрела с вражеской стороны. На позициях то и дело вспыхивали ракеты — одни гасли мгновенно, другие висели в небе подолгу, будто фонари. Когда мы вышли к месту происшествия, Дыбенко попросил подозреваемого:
— Постарайтесь показать, как можно точней, то место, где вас ранило.
Тот остановился, стараясь, вероятно, припомнить, а затем сказал:
— Я был очень перепуган, фрицы лупили здорово, но кажется, что вот здесь, — и он показал на пространство между двумя кустами.
Дыбенко, просвечивая фонариком, долго осматривал кусты, освещал каждую ветку, свежую поросль травы, потом снова обратился к раненому:
— Вы уверены, что именно здесь?
— Да, теперь уверен.
Николай Григорьевич снова полез в кусты. Я понимал, что он искал. Но ни одной срубленной осколками веточки, ни одной царапинки на коре растений он не обнаружил. А осколок от мины один-одинёшенек не летает...
В четвёртом часу, когда колыхался уже молочный рассвет, мы вернулись в медсанбат. Дыбенко составил протокол осмотра места происшествия, вычертил схемы и, когда его подписали понятые и подозреваемый, сказал:
