Следователь вызвал Петина:
— Скажите, почему за куревом вместо вас пошёл боец К.?
— Я его попросил.
— Он не отказывался?
— Нет.
— Рассказывал, где его ранило?
— Нет, прибежал с окровавленной рукой, очень перепуганный и кричал от боли...
— Вы не обратили внимание, не левша ли он?
— Левша, мы его даже дразнили...
Дыбенко долго уточнял это обстоятельство, даже повторно вызвал тех, с кем уже беседовал, и официально допросил только по этому вопросу. Мне такая деталь в работе следователя понравилась. Я понимал, что он собирал данные, чтобы подтвердить или опровергнуть слова врача: «для этого должна быть сильная и ловкая левая рука».
— А если это совпадение? — спросил я.
— Вполне возможно, — ответил Николай Григорьевич. — Но это обстоятельство усиливает наше подозрение. Мы с вами по одному и тому же учебнику изучали криминалистику, и вы, конечно, помните, что членовредительство породила первая мировая война. Тот, кто шёл на такой шаг, хотел вырваться из войны живым и вернуться домой трудоспособным. Членовредитель, как правило, бережёт правую руку — ведь она рабочая... В данном случае рабочая левая.
Убедившись, что подозреваемый левша, Дыбенко переключился на исследование другого обстоятельства: чем подозреваемый мог нанести себе такое ранение.
Все свидетели показали, что тесака у подозреваемого никогда не видели, топоров в отделении нет, они имеются только у сапёров. Что касается сапёрной лопатки, то он вроде бы уходил без неё, во всяком случае, она находится в окопе. Принесённая лопатка была тщательно осмотрена. Следов крови на ней следователь не обнаружил. Составив протокол осмотра, Дыбенко в присутствии понятых обернул лопатку газетой и опечатал сургучной печатью.
Последний вопрос, который поставил следователь вызванным, касался поведения подозреваемого после ранения. Не рассказывал ли он, как и где его ранило, был ли раненый один или с другими бойцами.
Все показали единодушно: ничего об этом не говорил, только стонал и корчился от боли.
По дороге в медсанбат Дыбенко сказал:
— Трудное дело... Пока у нас нет никаких доказательств ни его вины, ни его невиновности...
Подозреваемый уже спал, когда его пригласили к нам. Вошёл он бодро, без тени волнения. Белокурый, лицо в веснушках, приплюснутый нос, пухлые обветренные губы. Правая рука висела на бинте. Сквозь марлю проступала запёкшаяся кровь. Объяснили, кто мы. Это не вызвало у красноармейца никакой реакции. Беседу вёл Николай Григорьевич.
