— Но зачем мне их вырезать? — заныл я. — Я уже как-то успел к ним привязаться!
Мама и отец засмеялись. Мне всегда легко удается их рассмешить.
Эта способность мне иногда очень помогает, когда родители на меня сердятся. Сейчас, конечно, они не сердились, но я всегда начинаю шутить, когда нервничаю.
— Ты только подумай: никаких тебе больше ужасных ангин каждый раз, как только немного простынешь, — сказал отец, следя за номерами дверей. — Никаких больше воспаленных миндалин.
— Ага, рассказывай, — пробормотал я. — Ни одному из моих друзей гланды не вырезали. Почему же мне надо их вырезать? Да еще на Хэллоуин!
— Так уж тебе повезло, — сказал отец.
Он тоже большой шутник.
— Но ведь Хэллоуин — мой любимый праздник, — продолжал я. — Обожаю пугать людей и когда меня пугают. А теперь я все это пропущу.
Откуда мне было знать тогда, что этот Хэллоуин станет самым страшным в моей жизни…
Когда мы завернули за угол, я услышал громкий детский плач.
Мама вздохнула.
— Здесь так много больных детей, Син. Тяжело больных детей. Ты должен помнить, что тебе еще повезло.
Через несколько секунд мы встретились с одним из таких ребят.
Его звали Мартин Чарльз. Я прочел его имя на табличке, прикрепленной к спинке его кровати в ногах.
Я увидел Мартина, когда мы остановились у открытой двери палаты номер Б — двадцать два. Кровать Мартина была у окна. Пустая кровать — моя — стояла напротив, возле тошнотворно зеленой стены.
Я уставился на моего соседа по палате: небольшого роста, с темными глазами и очень коротко стриженными темными волосами. Он сидел на краешке кровати и дрыгал ногами, сердито глядя на двух медсестер в белых халатах.
— Я не Мартин! — кричал он.
Одна медсестра тянула к нему руку со шприцем. Вторая пыталась закатить рукав его зеленого больничного халата.
— Мартин, будь умницей… — уговаривала она.
— Я не Мартин! — вновь выкрикнул он. И выдернул руку из пальцев медсестры.
Она растерянно ахнула и отступила назад.
— Мартин, нам только нужно взять кровь на анализ, — сказала вторая медсестра.
— Я не Мартин! Не Мартин! — орал он, молотя кулаками по подушке.
— Конечно, конечно. Мы уже это слышали, — проворчала одна сестра.
Обернувшись, она увидела нас, стоявших в дверях. Опустив шприц, она шагнула к нам.
— Ты Син Дейли? — спросила она.
Я кивнул.
— Вот твоя кровать, Син, — указала она. — Как твое горло?
— Болит немного, — признался я. — Больно глотать.
Сестра улыбнулась моим родителям.
— Можете внести вещи Сина. И разложить вон в том шкафчике у кровати.
