У нас с ней сразу сложились товарищеские отношения, совсем не похожие на те, что обычно бывают между падчерицей и отчимом. И когда перебрались сюда, в тайгу, она больше времени проводила со мной на охоте, рыбалке, помогала заниматься хозяйством, умела держать в руках и топор, и рубанок. Куда как реже её можно было увидеть с матерью на кухне, или пропалывающую грядки. Мария, моя жена, иногда косилась, но поводов упрекнуть нас в чём-то большем, чем дружба, не было. Так и шло до тех пор, как её мать внезапно умерла четыре года назад, сгорев за пару недель, так толком и не понятно от чего. Когда привезли в больницу, было уже поздно. Через день врачам оставалось только выдать справку о смерти с каким-то непонятным диагнозом.
Елена в то время ещё училась на последнем курсе университета, приехала уже на похороны. Погоревали, поплакали и продолжили жить как раньше. После выпуска падчерице предложили хорошую работу в городе, она согласилась, но как только появлялось свободное время — отпуск или праздники, летела домой. Город ей был в тягость. Близких подруг у неё не было, парней с собой никогда не привозила, да и ни разу не говорила, что они у неё есть. А на мои вопросы просто отшучивалась, говорила, что таких как я не встречала, а других не надо. Что её ровесники или на деньгах зациклены, или на спорте, а многие вообще на наркоте сидят. Я поначалу посмеивался, что ещё найдётся её принц, город большой, но последний год она всё чаще стала заговаривать о том, что городская жизнь уже опостылела ей до предела, и она хочет насовсем приехать домой, здесь заняться чем-то полезным, что будет кормить её, а заодно и меня. Да и взгляды её я ловил на себе совсем не товарищеские. Хотя открыто она ни разу ничего не говорила. Не буду скрывать, что я тоже последнее время стал осознавать, что смотрю на неё не как на ребёнка, а как на молодую красивую женщину.
После смерти Марии у меня были, конечно, женщины, но совсем не часто, просто одноразовые встречи, когда выезжал в районный центр или в город, но сколь-нибудь долгих отношений не заводил ни с кем. А если учесть, что нравы у нас в семье были не совсем пуританские, излишней стыдливостью мы не страдали, и в порядке вещей было ходить по дому в нижнем белье, или крикнув из бани, попросить принести забытое полотенце или бельё. Всё это было обыденно, без какой-то сексуальной подоплёки, хотя нередко и сопровождалось шутками, иногда и весьма откровенными, но они никогда не переходили какой-то определённой, негласно установленной грани. В школе на Лену заглядывались мальчишки, да и мужчины постарше в деревне нередко провожали её масляными взглядами. Но, насколько я знаю, она до самого выпускного оставалась девственницей. Большая редкость в наше время. Как дальше не знаю, мы с Марией об этом не говорили, а потом её не стало. Но и после этого в наших отношениях с падчерицей ничего не изменилось. Они стали ещё ближе, но так и оставались всё теми же товарищескими. Когда она звонила последний раз, то бросила несколько непонятных намёков, но ничего толком не объяснила, сказав, что всё расскажет когда приедет.
