— Много дней и ночей я ждал вас. Я видел, как вы подошли к проходу, а потом опять ушли в темноту. Я понял, что вы ждете утра, и поплыл к вам. У нас большое горе. Сразу как вы ушли, в бухту вошла незнакомая шхуна. Теперь ее вывели на отмель и там чинят. Едва пристали к берегу, схватили одну из женщин, мужа убили, а саму насиловали, пока она не перестала кричать и не умерла.
Вестник ненадолго умолк.
— Пираты, — ругнулся штурман. — Года три назад вычистили на Архипелаге эту гниль, а опять поползла.
— Мой народ бежал в горы. Среди нас мало воинов. Нёккви и его старший сын ушли достойно своих предков, прихватив с собой по врагу. Сова тоже погибла, защищая бегство от чародея со шхуны.
Ислуин на это тихонько прошептал:
— И Сова?
А Яуднгейр невольно вздрогнул. Ему показалось, что лицо гостя на мгновенье стало жестокой, страшной маской. Обещанием сурово отомстить… Но миг спустя всё исчезло, и гном поспешил убедить себя, что ему почудилось. Ислуин лишь учёный, пусть наверняка и умеет обращаться с оружием — для любого преподавателя Академии Киарната, даже для философа или языковеда, это обязательное условие.
— Долго в горах мы не высидим, нет еды. А вниз спускаться люди боятся… И всё равно идём и ловим хоть что-то каждую ночь, чтобы накормить хотя бы детей. Пираты охотятся на нас, как на зверей. И каждую ночь слышны вопли: кого-то из пленников пытают до смерти.
Закончив рассказ и передохнув, Сантош прыгнул обратно в море. Сообщить, что помощь пришла, и сегодня островитянам не надо рисковать, спускаясь в долины. Повторять его подвиг и высаживаться ночью, пусть даже и со шлюпки, капитан не рискнул.
На рассвете, лавируя против слабого ветра, «Чайка» вошла в бухту. Капитан приказал не поднимать шлюпку на борт — Яуднгейр вместе со штурманом собирались высадиться как разведчики. Пока же они рассматривали берег в подзорную трубу. Нигде признаков жизни. Никто не вышел встречать «Чайку». На берегу, там, где за пальмами скрывалась деревня, из-под навесов торчали черные носы лодок — но и там никакого шевеления. На прибрежной отмели, неподвижное одиноко стояло незнакомое пузатое судно. Такие частенько медлительно ходили от острова к острову весь летний сезон, выменивая у местных жителей кофе и жемчуг на ткани и инструменты. Ни на борту судна, ни вокруг не было заметно движения. Когда до берега осталось не больше тридцати метров, капитан приказал отдать якорь. Цепь, громыхая, полезла из клюза… Ислуин заметил, что с борта чужого корабля, озираясь, выбрался человек, спрыгнул на песок, секунду затравлено озирался и мгновенно исчез в прибрежных зарослях.
