Как нам известно, Павлу удалось это совершить, а его сыну не удалось ему в этом помешать. А все потому, что тогда вокруг него еще не было готовой на все опричнины, ну а Павел еще не успел болезненно залезть под шкуру всем вместе и каждому по отдельности. Зато он проявил в этом плане много усердия, и уже через четыре года вся Россия разделяла сыновью ненависть к диким выходкам и солдафонским манерам императора. Это была классическая обратная связь — народ ненавидел своего царя, поскольку царь ненавидел собственный "собачий народ". В свою очередь, дворянство и духовенство ненавидели Павла за демократическое равенство, которое тот ввел среди всех без исключения подданных — а заключалось оно в распространение на господ и попов наказания кнутом, которое ранее было привилегией исключительно простонародья.
А демонстрации Павла имели — следует это признать — исключительный класс, выражающийся в экстремальности проявлений. "Сечь без жалости!" — орал он при иностранных дипломатах о любом впавшем в его немилость человеке, а собственной жене и сыновьям корчил рожи и показывал язык перед всем двором. В спальни собственных любовниц он обычно вступал в парадном костюме Великого Магистра Мальтийских рыцарей, а как-то раз, по рыцарскому обычаю, вызвал на поединок всех европейских монархов и их министров. Его второй сын, великий князь Константин, в связи с этим так обратился к Адаму Чарторыйскому:
— Мой отец объявил войну здравому смыслу, причем, сразу же решил, что мира никогда не заключит.
Константин пытался быть остроумным, поскольку ничего другого ему и не надо было делать — ему корона «не грозила». Другое дело — Александр, убежденный в том, что та принадлежит лишь ему.
В начале 1801 года, вице-канцлер по вопросам иностранных дел, граф Панин, вроде бы как случайно встретил в бане молодого царевича и убедил его (без труда) что непредсказуемого Павла следует убрать. Понятное дело, никто ему ничего плохого не сделает, его всего лишь посадят где-нибудь подальше, зато в самых комфортных условиях. Ну естественно! Оба собеседника со всей откровенностью и честностью поглядели друг другу в глаза. И все было ясно.
Во главе заговора встали: военный губернатор Санкт-Петербурга граф Пален и генерал Левин Беннигсен. Посвященных было шесть десятков человек, причем, верхушку, по традиции, составляли офицеры гвардии: князь Петр Волконский, князь Яшвиль, братья Платон и Николай Зубовы, князь Александр Голицын и граф Уваров. Наследник трона был всего лишь "посвящен".
