Югин привез продукты. Новости его не удивили.
— Бегут здесь, это хорошо. Много бегут, еще лучше. Главное винтовок не давай унести. Патронов не выдавай, они не потащат, — посоветовал Югин.
— Уже двадцать штук унесли, хорошее железо дорого стоит, — сообщил Скворцов.
— Как настроения?
— Сбежит еще половина. Может чуть меньше.
— Это хорошо. Сам подумай, они отвлекают от вас охотников. Те, наверняка, идут по вашим следам, а нападений за два дня ни одного.
— Боятся, хотя можно выстрелить из засады и уйти безопасно.
Зазвучали винтовочные выстрелы. Началась суматоха. Сколько человек напали на лагерь, было непонятно.
— Ну вот, сглазил, — засмеялся Югин.
Через полчаса все успокоилось. Явился капитан Ан. В нападении участвовало около десяти охотников. Одного удалось убить. Потратили более трехсот патронов. Потери составили более десяти раненых и двое убитых.
— Медикаменты у вас есть. Для командного состава привез еще бронежилеты и каски. Пора оснащаться, — порадовал Югин.
— Мы уже начали, — сказал Василий, и показал княжескую кольчугу.
— Что мы все о делах, да о делах. На той стороне тебя жена с дочкой дожидается. Пойдем, проведаешь Настю, с Шурочкой поболтаешь. Выросла девчонка, не узнаешь.
* * *
Всю ночь Скворцов провел в двадцать первом веке. Василий практически не спал, не мог наговориться с любимой Сашенькой. Он уже забыл, когда плакал, но свидание с дочкой оказалось слишком эмоциональным. Шурочка первая разревелась и бросилась отцу на шею.
— Как ты выросла за этот год, совсем взрослая стала!
— Это она за три месяца вытянулась, а до этого болела. Я тебе рассказывала, — поправила его жена.
— Одно дело услышать, другое совсем, своими глазами увидеть.
— Ты не поверишь, за лето на двенадцать сантиметров вымахала, почти меня догнала, — похвасталась Настя.
— Уж больно худая. Голодали? Наши сослуживцы, в газете которые, не помогали совсем? — нахмурился Василий.
— Боялись. Меня с работы не выгнали, уже счастье, — похвалила старых друзей Анастасия.
* * *
А с сексом у Скворцова опять не заладилось. Настя была необыкновенно нежная, страстная, угадывала малейшее его желание. Василий чувствовал ее любовь к себе. И ему было от этого вдвойне больнее.
Аресты, пытки, ужасы лагеря и близкая смерть не смогли изменить отношения Василия к советской власти. А небольшая дисфункция организма подняла в нем бурю эмоций, ему захотелось отомстить за свое бессилие. И он определил кому, «лицемерным борцам за народ», «оборотням с партийными билетами».
