Как император во всех частях государственного правления благоучрежденной и твердо основанной империи и как повелитель многочисленных, храбрых и беспримерно победоносных армий Павел Первый всегда стремился к великим делам и крайне пристрастен был к славе воинской, прилично сану и могуществу своему.
Конечно бы, другой государь не с такою решительностью вступил в союз с другими державами и не так бы скоро послал войска свои на столь отдаленный край Европы сражаться с таким народом, каковы французы, если бы не имел такой надежды на войско и на народ свой, какую имел Павел Первый.
Император согласился на предложения дворов венского и лондонского. Он заключил с четырьмя разными державами оборонительный союз. Он подал руку султану Селиму Третьему, и луна, показалось, по единому его мановению с крестом соединилась.
«Я решился, — пишет император к фельдмаршалу графу Суворову, — послать вас в Италию на помощь его величеству императору и государю, союзнику и брату моему.
Суворову не нужны ни триумфы, ни лавры; но Отечеству нужен Суворов. Желания мои сходны с желаниями Франца II, который, поручая вам верховную власть над своею армиею, просит вас принять это достоинство.
Итак, от Суворова зависит исполнить обеты Отечества и желания Франца II».
Все сие не служит ли доказательством тому, что государь сей имел дух бодрый, воинственный и притом необычайно скорый, предприимчивость, основанную на добродетели и надежде?
Благодарность Павлова и награда за заслуги достойны всякого удивления.
Редкий из владык земных может равняться с ним в его щедрости. Если таланты изъясняются сравнением, то Павел Первый в сей добродетели подобен Марку Аврелию и Титу, римским императорам.
Он никогда не забывал заслуг, от кого оные ни были оказаны, от благородного или низкого происхождения человека. Он почитал в сих случаях одно дарование сердца, а не породу и признательностью свою оказывал к таковым при всяком случае на словах и на письме.
В доказательство сему, а более какую имел он способность изъяснять в письме все то, что чувствовал, помещаю здесь не многим, может быть, известный рескрипт[1] его к фельдмаршалу Суворову за победы и завоевание Италии, при посылке сему герою осыпанной бриллиантами табакерки с своим портретом.
«Портрет мой, — пишет государь, — свидетельствует всему свету благорасположение и признательность государя к великим делам подданного. Вы ознаменовали славою мое царствование».
И другой к тому ж фельдмаршалу, когда воззвал его на достоинство генералиссимуса всех войск своих:
