— Зовите меня просто Катей.
Примостилась на седле, позади Ильи. Мотоцикл взревел и кинулся со двора, как застоявшийся рысак.
Ночной сторож — дед Максимыч сидел уже на лавочке возле склада сельпо. Подле него, как всегда, неизменная его собеседница тетка Настасья. Заметив Илью с Катей, Максимыч толкнул локтем свою собеседницу:
— Ишь ты! Илья-то, скромник… Укатывает какую-то… — И подмигнул. Настасья вздохнула.
— Молодежь. Она свое дело знает.
Промчались вечерней дорогой, круто заглядывая в лужи на поворотах, навстречу начинающему разгораться закату. Нырнули в лог. Здесь все уже закоченело в холодной вечерней дремоте. Затем вырвались на поля, на чистые, свежие просторы. Остановились у комбайна, похожего на исполинского красного жука. Илья ушел в поле, долго стоял там, ощупывая колосья еще влажной пшеницы. Катя прошлась вокруг комбайна, наклонилась, потрогала острые, холодные пальцы жатки. Катю поразила сложность машины, обилие деталей, передач, колес. Вернулся Илья, начал проверять натяжение цепей, подтягивать гайки, шприцевать подшипники. С невольным уважением к нему она подумала, что нужно иметь умную голову на плечах, чтобы разбираться во всем этом.
Катя поинтересовалась маркой машины, давно ли он на ней работает, сколько обязался убрать гектаров. Он отвечал немногословно и будто нехотя. Марка комбайна — С-4М, что значит: самоходный, захват жатки 4 метра, модернизированный. Предназначен для работы вдвоем, но они с помощником приспособили педаль с передачей на соломокопнитель и теперь можно работать одному. Кроме того, переконструировали грохот, это позволяет убирать влажный хлеб.
Медленно угасал закат. Илья включил фары. Комбайн тронулся. Катя стояла рядом с Ильей на площадке управления и ничего не записывала. Блокнот и авторучку она забыла вместе с сумочкой в селе. Но сейчас ей и не хотелось писать. Все было так ново, так остро воспринималось, что, казалось, и без записей навсегда запечатлеется в памяти.
Илья начал жать осторожно, на малых скоростях, захватывая хлеб только половиной жатки, затем, убедившись, что молотилка справляется, пустил комбайн на полный захват. Его подавшиеся вперед плечи, его руки, напряженно лежавшие на рулевом колесе, глаза, с тревогой всматривающиеся в полутьму, — все показывало Кате, как трудно, неспокойно идет сегодня его работа.
Мысленно она сочиняла очерк: «Мерный рокот механизмов слегка сотрясал громоздкое, но сильное тело комбайна. Ловкие, умные руки Ильи Баталина уверенно лежат на рулевом колесе. Волнуется золотое море пшеницы. Ветер гонит упругие волны колосьев».
