И в Новопокровке ей повезло — Баталина она застала в последнюю минуту. Он стоял во дворе у мотоцикла, уже в брезентовом дорожном плаще и сапогах, готовый уехать. «Молодой совсем», — отметила Катя.
— Степанова. Из радио. Будем знакомы.
Она встряхнула его тяжелую большую руку и добавила:
— Приехала писать о вас очерк.
Как приятно было произносить эти значительные, такие вкусные слова: «Писать очерк». Произносить впервые в жизни.
— А я на поля. В ночь, — сказал он, осторожно сжимая ее пальцы в своей широкой, жесткой ладони.
— Вот и чудесно, — обрадовалась она. — И я с вами.
— Ну, что ж, — неуверенно согласился Илья.
Его смущала Катина кофточка — совсем прозрачная, словно только намеченная из воздуха. Разговаривая, он смотрел в сторону. Катя с удовольствием подумала: «Славный, застенчивый». Ей понравилось, что этот большой, должно быть, сильный человек смущается ее — маленькой и слабой.
— Только ведь… — начал Илья.
— Что?
— Замараетесь.
Он и не заметил, что вместо «запачкаетесь» употребил деревенское «замараетесь», но ей это слово понравилось. Ей вообще нравилось говорить по-сибирски вместо «простудилась» — «простыла», вместо «замерзла» — «заколела». Было в этих словах что-то прочное, надежное.
Катя улыбнулась:
— Извините, вы женаты?
— Нет.
— Или, может быть, сестра есть?
Он догадался, о чем она.
На минуту ушел в дом, вынес что-то синее и ватную стеганку.
— Идите в избу, там нет никого. Это Васькино… Если не брезгуете.
Катя взяла одежду, ушла в дом. Ожидая ее, он присел на ступеньки крыльца. Небо постепенно расчищалось, последняя туча ушла за горизонт, волоча за собой серый занавес ливня. Илья знал, что дождя больше не будет, но его тревожило, успеет ли пообыгать пшеница, возьмет ли ее комбайн. По опыту он знал, что если и возьмет, то все равно работать будет трудно, и думал о том, что, может быть, напрасно не послушал совета своего помощника Борьки Лапшина — не выезжать сегодня в ночь. Кроме того, было неприятно, что именно сегодня приехала эта нарядная городская девушка, и что будет она ко всему присматриваться, записывать, и потому надо быть все время начеку, чтоб не осрамиться.
Катя тем временем переоделась. Комбинезон пятнадцатилетнего Васьки пришелся ей впору. Волосы она повязала красной косынкой, которую нашла на комоде. Заглянула в зеркало и осталась собой довольна.
Вышла во двор уже не смущающая, а простенькая, обыкновенная. Илья поразился: она казалась теперь совсем другой — необъяснимо милой, как будто давно знакомой. Она предложила:
