— Ох, будто ты сам не знаешь! Одно дело читать, другое видеть!
— Извини, — сконфузился я. — Не подумал.
Оглянулся вокруг. По верху, скрывая скаты крышы, стелился жирный угольный дым паровозов. Сизая, остро пахнущая кизяком гарь вагонных печурок металась между составами. Легкими струйками-усами коптили многочисленные керосинки путейцев. Из-под крана кубовой энергично, жизнеутверждающе вырывался пар, клокочущая вода с напором лилась в медные чайники и котелки. Откуда-то из-под вагонов с тихим шипением ползли плотные белые клубы, в которых безнадежно вязли свистки кондукторов и тяжелый лязг буферов. Навьюченные котомками пассажиры метались бестолковыми серыми тенями под колеблющимся светом газовых фонарей.
Остро, совсем как три года назад, навалилась тоска по утраченному будущему. В порыве я вздернул над головой кулак, погрозил невидимому небу:
— Сволочи! Верните меня обратно!
Саша обиженно фыркнула, но спорить не стала. Дернула за руку, как ребенка:
— Пойдем уж, янки из Коннектикута!
Наш шестой вагон оказался седьмым, если считать с головы поезда. Измазанный в саже старичок-кондуктор проводил нас со свечой до купе по темному коридору, привычно ворча по дороге:
— Света покуда нет, господа хорошие, так-то во всем составе батареи худые, никак не меняют начальники. Но вы не сумлевайтесь, товарищи, вот тронемся, генератор враз закрутится и загорятся лампочки-то. Зато тепло, да-да, прям как в СВ, прицепили-то нас сразу за паровиком![24]
— Темнота – друг молодежи, — бодро пошутила Саша.
— Совсем батареи выдохлись? — насторожился я. — Полчаса продержатся, или на каждой станции будем проваливаться в тьму египетскую?
— Какое там полчаса, — задребезжал смехом кондуктор. — На эдаком-то морозе!
— Свечу дадите?
— Не положено! Если каждому свечу, так то пожара недалече!
— А если… — я тряхнул карман так, чтобы звякнули монетки.
Несколько секунд осторожность боролась с жадностью, но победил все же страх:
— Ужо не обессудьте, да бригадир у нас дюже злой!
— Ладно, — не стал настаивать я. — Выкрутимся как-нибудь.
Надоедливый свет утра бьет в закрытые глаза. Тяжелое чугунное ядро неуклюже ворочается в голове, то и дело цепляя обнаженные нервы спазмами боли. Вчера повелся на халяву как пацан. Сам подначил, думал нипочем не поделятся нэповские морды самогоном и салом со случайными попутчиками. Ан нет. Правду говорят, жируют московские спекулянты посреди пролетарского голода. Теперь еще и беседой донимают. Хочешь, не хочешь – все равно слушай:
