***
Замысловатый узор клеточных структур мозга пациента в подсвеченном поле микроскопа напоминал изысканно сложную работу абстракциониста. Но никто из этих презираемых представителей дегенеративного антисоветского искусства не способен был вложить в свое полотно столь зловещий смысл. Бесчисленные розовые проводки нервных клеток были опутаны тоненькими едко-зелеными хлыстиками. Покрутив колесико увеличения, доктор разглядывал, как беспокойные изумрудные чешуйки все еще продолжают живое копошение, пожирая друг друга и тут же производя новых пожирателей.
Странные «воскрешения» начались в Чертовой Пасти, когда в рацион работников сушилки решено было включить порцию молока, следуя опыту соседей из Бутугычага. Вечно недокормленные зеки радостно потянулись из пыльной шахты в сушильный цех, надеясь хоть отожраться хорошенько перед тем, как всю душу свою с кровавой слюной выкашляешь. Да и работа проще — помешивай тихонько урановый концентрат, никаких норм выполнять не надо, шесть часов — и ты почти свободный человек. Все шло неплохо, но затем сушильщики начали жаловаться на бессонницу, головную боль, радужка их зрачков приобретала неестественный изумрудный оттенок, временами пугая ночью соседа по койке бледным кошачьим отблеском. Они сидели, сгорбившись, хмурые и злые, на длинной лавке в столовой, вяло ковырялись в жестяной тарелке с противной серой пшенкой и меняли свою драгоценную порцию молока на сигареты. А через пару недель их, воющих от боли, приносили в лазарет, где они мучительно подыхали в течение суток.
Обычно лагерный врач тотчас делал вскрытие, без особой тщательности, почти не разглядывая скучный внутренний мир покойника. Потом дежурные надсмотрщики без всяких церемоний хоронили заключенного в неглубокой могиле, отмечая ее небольшим деревянным столбиком с прибитой консервной крышкой, на которой был кое-как нацарапан номер. Но однажды дежурный врач то ли по недосмотру, то ли просто из ленивого равнодушия оставил очередного мертвеца на столе в прозекторской больше, чем на сутки. Когда спохватились, мертвый сушильщик, поблескивая своими страшными глазищами в сумеречной полутьме, сидел на залитом бурой кровью и формальдегидом полу, среди осколков расколоченных стеклянных шкафчиков и различных банок, и мерно покачивался. Тогдашний доктор, тщедушный старичок-ученый из репрессированных, когда увидал эту несуразную, противоестественную картину, тут же и умер.
Растерянный начальник лагеря отправил в главное управление паническую записку, в ответ на которую и был в Чертову Пасть послан доктор Юдин, не склонный к истерике нейробиолог из самого Института высшей нервной деятельности Академии наук СССР. Задачей доктора Юдина было пресечь суеверные слухи о бродящих по лагерному лазарету мертвецах, порочащие нерушимую рациональность строителей коммунизма, всесторонне изучить загадочную болезнь в рядах заключенных и составить доклад руководству о целесообразности дальнейшей разработки уранового месторождения в этих неспокойных краях. Все-таки смертность уж слишком высока, даже если сравнить с тем же Бутугычагом. Не то чтобы руководство хотело проявить себя милосердным, но тратить понапрасну вагоны кормежки для тех, кто и года не протянет, — слишком расточительно.
