Патриотизм и русская цивилизационная идентичность в современном российском обществе | страница 54
Если же речь идет о характерной для просвещенческого стиля мышления (или для эпистемы – термин, когда-то введенный М. Фуко) абсолютизации роли социума – человечества или расы, нации или государства, социальной или возрастной группы и т. п., то жертвой нигилистического отношения становится суверенная личность. При этом более всего, разумеется, страдает «внутренний человек», раздавленный еще до своего рождения агрессией «общей воли». Этот феномен условно можно отнести к идолам «мы-концепций».
Вероятность того, что идентификация и самоидентификация станут заложниками идола принудительной самоидентификации, заключается в скрытой подмене субъекта самоидентификации. Суть подмены проста: подавляющее большинство нормальных людей, находящихся в нормальных ситуациях, как уже говорилось, не фиксируют свое внимание ни на гражданской, ни на социальной, ни на возрастной идентичности. Разумеется, они даже и не догадались бы о существовании, к примеру, проблемы гендерной самоидентификации, если бы не откровенная информационная агрессия со стороны озабоченных этой темой массмедиа. Вместе с тем именно эта проблематика становится профессиональным делом для значительной части интеллигенции, а точнее специалистов, склонных не только и не столько к рефлексии, сколько к обслуживанию власти или участию в борьбе за власть.
Интерес к проблеме самоидентификации просыпается в ненормальных ситуациях, в так называемые пограничные периоды, будь то кризисные точки в судьбе отдельного человека или эпохи великих перемен в жизни социума – социальной группы, народа, государства, целого культурного мира, каким является, например, славянский мир. Для того чтобы подтолкнуть человека к углубленной самоидентификации, требуется погрузить его в зону нестабильности и неуверенности. А для того чтобы подвергнуть нацию или группу наций мучительной процедуре переидентификации (процесс самоидентификации включает в себя переидентификацию), необходим ряд условий – от потрясения основ социального и политического мироустройства до акций устрашения. Именно эта особенность приоткрывает и тайну крушения гуманистических идеалов Просвещения, и востребованность террора среди современных цивилизаторов и их первых жертв (народов-изгоев).
«Цивилизованность» и «просвещенность», как показывает исторический опыт, не мешает воспользоваться общей бедой для политического гешефта, например, для того, чтобы взбодрить чувство «гордости за флаг», подтянуть тем самым падающие рейтинги вождей нации. Кроме того, под натиском терроризма – и государственного, и «транснационального», и информационного – можно погрузить общество в состояние шока, что позволяет, к примеру, «безболезненно» расчленять единые народы и политические образования.