Патриотизм и русская цивилизационная идентичность в современном российском обществе | страница 104



.

Не уходя в эту тему, бесконечно важную для российской политики и ее геополитической стратегии, следует отметить, что одна из наиболее перспективных федеральных программ, которая предшествовала программе «Колодцы мира» и успешно осуществлялась в 90-х гг. прошлого века – это Государственная программа социального и культурного развития Тверской области – территории великого водораздела Русской равнины[102]. Именно об этой особо ценной природной и историко-культурной территории так точно говорил Данилевский. Подобные проекты – не что иное, как надежные дороги, ведущие к взаимопониманию всех народов Европы (пан-Европы и России). Хотелось бы также привести слова Куденхове-Калерги о том, что панъевропейское движение должно «по своим целям отвергать войну, поддерживать экономику и цивилизацию; принципиально отвергать наступательные и агрессивные тенденции, в том числе и гегемонию»[103].

Среди вопросов, связанных с оценкой конкурирующих проектов строительства европейского дома на современном этапе и требующих осмысления с учетом геополитических рисков и национальных интересов России, без которых невозможно осуществить выбор оптимальной модели общеевропейской интеграции, выделим три основных.

Первый вопрос: чем стала идея Соединенных Штатов Европы в эпоху глобализации – объединяющим началом, снижающим риск межгосударственных, межэтнических и межцивилизационных конфликтов, или всего лишь подновленным механизмом разделения мира на своих и чужих, который порождает новые геополитические риски? Знание созидательного и разрушительного потенциала политических идей – условие для их оптимального использования, поскольку любая из таких идей – не самоцель, а инструмент в руках человека.

Второй вопрос: чем отличается концепция панъевропейского союза графа Рихарда Куденхове-Калерги от множества других научных и политических версий этой продуктивной идеи, которая пережила и, наверное, переживет всех тех, кто рассматривал и до сих пор рассматривает ее как пустую утопию? Каков методологический потенциал этой концепции в наше время, что устарело, а что живо и может плодоносить?

Третий вопрос: что целесообразно и необходимо делать сегодня, чтобы идея европейского единства открывала всё новые перспективы устойчивого развития и для Европы, сделавшей первый шаг к новой идентичности, и для России? Россия, к сожалению, слишком часто (и далеко не всегда обоснованно) рассматривалась в панъевропейских проектах в качестве того потенциального врага, ради которого, собственно, Европе и стоит объединяться. Подлинный потенциал панъевропейской идеи – пока не востребованные в полной мере возможности интеграции и устойчивого развития на евразийском пространстве.