Долгое время нас использовали главным образом для ведения штурмовых действий по войскам противника. При этом нередко приходилось вести воздушные бои, но это было неизбежно: в ту пору самолетов типа Ил-2 на нашем участке не было. Летали в основном в районы западнее Лозовая — Лихачеве. Как ведущий, я знал, какое испытываешь напряжение, когда выводишь группу на цель в точно установленное время. В группе должно быть отлично налажено взаимодействие, а это возможно только при полном взаимопонимании летчиков.
Однажды в полк пришло сообщение о том, что в районе Ново-Ивановки под Лозовой накапливаются войска противника. Надо было их накрыть, пока они не рассредоточились, и я повел группу из восьми самолетов. На цель вышли точно, при подходе к цели перестроились в правый пеленг. Замыкающая пара должна была подавлять зенитки. С хода, с небольшим левым доворотом, я вошел в пологое пикирование, одновременно выбирая цель.
Мы произвели четыре захода, уничтожая гитлеровскую пехоту и автомашины. Меняли направление заходов. Я всегда требовал от летчиков выхода из атаки на предельно малой высоте — это уменьшало потери от огня противника и действовало на гитлеровцев морально. Каждый, кому хоть раз довелось быть на земле в тот момент, когда над его головой с ревом проносится самолет, поливая все вокруг пулеметно-пушечным огнем, знает, что лишь в редчайших случаях у человека достает выдержки и хладнокровия прицельно стрелять в боевую машину, которая идет на огромной скорости, сея панику и ужас. В такие мгновения человеку хочется лишь одного: упасть, спрятаться куда-нибудь, закрыть глаза и уши — только бы не слышать этого рева и треска очередей.
Работали мы пушками и эрэсами. Эти реактивные снаряды с огненными хвостами были словно предназначены для штурмовых действий — не случайно ими вооружали Ил-2. А их моральное воздействие на противника трудно переоценить.
Штурмовка Ново-Ивановки была очень удачной. Мы получили благодарность от наземного командования. После возвращения на аэродром ко мне подошел Александр Мартынов и внимательно осмотрел мой «як». А осмотрев, удивился: «Неужели нет пробоин?» «А почему они обязательно [70] должны быть?» — в свою очередь удивился я. Тогда Мартынов, который шел в строю сзади меня, рассказал, что в момент выхода на цель мой самолет буквально накрыло шапками зенитных снарядов — весь свой заградительный огонь гитлеровцы сосредоточили на ведущем. Странное дело: в бою, когда ты предельно сжат и сосредоточен, когда твои действия подчинены решению только главной задачи, ты сам этого не замечаешь. А со стороны кажется — конец ведущему. У Мартынова, да и у других летчиков создалось впечатление, что ведущий сбит.
