Вспоминая дни той учебы, я не могу припомнить случая, чтобы летчики или техники отнеслись хотя бы к одному какому-то занятию с прохладцей. Перед допуском к тренировочным полетам каждый летчик обязан был сдать зачет у самолета на земле. Принимали зачет в присутствии командира полка Баранова, и он требовал, чтобы экзаменаторы не допускали поблажек. Когда дошла очередь до него, он четко ответил на поставленные вопросы, и инженеры решили этим ограничиться, но наш командир потребовал, чтобы его продолжали экзаменовать, причем в более сложной форме. Николай Баранов был чрезвычайно добросовестным и работоспособным человеком и все, что от него требовалось, делал по максимуму. Поэтому не только его летный, командирский, но и чисто человеческий авторитет в полку был необычайно высок.
Переучивание завершилось самостоятельным вылетом каждого летчика на Як-1. Полет мы производили по «коробочке». Самолетов для переучивания не хватало, и мы были лишены возможности попилотировать в зоне. Прочувствовать тогда машину по-настоящему не удалось. По существу, освоение самолета мы продолжили при перелете на фронт и в боевых условиях. Ресурс двигателя сберегали для предстоящих боев на фронте.
В ноябре сорок первого года ударили сильные морозы. По Волге пошло «сало» и перестали ходить пароходы. Мы ждали распоряжения отправляться в Саратов, где должны [64] были получить новые самолеты и вылетать на фронт. Неожиданно для нас пришел приказ расформировать третью эскадрилью. Наш полк был полком трехэскадрильного состава, поэтому этот приказ мы восприняли тяжело: в третьей эскадрилье было немало старожилов полка, с которыми вместе мы прошли нелегкие испытания первых месяцев боев. Уходили мои друзья Вишняков, Маресьев, Боянов, Васильев, Стоянов и другие отличные летчики и надежные боевые товарищи. Их судьбы в дальнейшем складывались в новых полках, на разных фронтах по-разному. Судьба Алексея Маресьева известна всем советским людям. После войны Маресьев в течение многих лет работал секретарем Советского Комитета ветеранов войны, сейчас он первый заместитель председателя этого комитета. Нам было грустно расставаться с друзьями из третьей эскадрильи, но еще труднее было им: мы уезжали за новыми самолетами — и на фронт, а они должны были ожидать своей дальнейшей судьбы.
Должен сказать, что ни в те времена, ни позднее мне эта мера — разделение полка — не казалась оправданной. К двухэскадрильному составу полка привыкали долго и трудно, да и что такое два десятка самолетов. Когда начались бои, зачастую собрать на вылет две боевые группы по 6–8 самолетов было не так-то просто. Но… приказ есть приказ, и эта болезненная перестройка перед началом трудных боев произошла.
