— А сам че не возьмешься?
Олег растерялся: к такому вроде бы простому контраргументу он как-то даже и не был готов. Стряхнув оцепенение, в которое он теперь то и дело впадал, как варан, Олег глуповато улыбнулся и повел плечами. «Не знаю». Действительно, не знаю.
— Да я все время то тут, то там… — растерянно начал он, радуясь, что Москва, как черная дыра, поглощает его слова своим нечеловеческим ором — как все эти годы скрывала плоды трудов каждого из них. — Я ведь, чаще всего, вообще в Питере… И потом, это профиль немножко не мой… Я тут больше про шоубиз пишу в последнее время… Туда, сюда…
Господи, он нес какую-то пургу. Какой Питер?..
— Да ла-адно. Боец невидимого фронта. Андрей Александров. Да? Или как там? Александр Андреев? Все же знают, что это ты.
Фак.
Впрочем, все равно.
Олег промолчал, даже когда Юрец, покатываясь, начал (криво-косо и явно с чужих слов) пересказывать самую знаменитую документалку Александра Андреева. А был и такой — для проектов погаже.
Олег отсутствовал.
— Я долго ржал, когда мне рассказали. Чё, Александр Александров, псевдонимы-то сам выдумываешь?
— Был бы хлеб — песня найдется.
— Что?..
Юрец, похоже, запаниковал.
— А, — нерешительно отреагировал он через минуту, и посмеялся, как смеются, чтобы задобрить опасных больных. — Я понял. Была такая рубрика в «Алтайской правде»… Про хлеб. Мы еще ржали. Да?
Олегу стало очень скучно.
— Завтра я лечу в Барнаул, — сказал он.
Рейс был ночной. Проще было выдвинуться в центр и там доехать на последнем аэроэкспрессе, как белый человек, но Олег предпочел мотаться с сумкой по северам, маршруткам — до Речного вокзала, от Речного вокзала. Автобус поначалу мыкался на исполинских эстакадах, потом катил по темным задворкам цивилизации, пустея-очищаясь. Тут тоже кто-то заходил и выходил, у всех этих пакгаузов, гаражей, безымянных поселков. Оказывается, всюду жизнь. Но и Олег, принявший схиму, был уже не московский человек. Сияющее Шереметьево, дорогое и бодрое независимо от времени суток, было уже не для него. Даже правильно, что рейсы на Сибирь здесь отправлялись обычно из специального гетто, с цокольного закутка, предполагавшего, что будет подан автобус, который пошарит по холодной осенней ночи, — а не телескопический трап. Как третий класс у «Титаника», на котором не знали о роскоши вышестоящих люстр — и не спаслись. Пройдя контроль и глянув в картонку посадочного талона, Олег убедился, что да — ему вниз, для них ничего не изменилось.
