— неясно кому.
Все было здесь беломраморным, с черным декором — пуфики и диваны, обитые черным кожзамом, уже много где подранные, — такой шик середины восьмидесятых. ВАЗ-2107 от ритуальной архитектуры. Что было по-настоящему жутко, так это даже не странные чугунные абстракции на тему траура (условные круглые венки-не венки, размещенные по углам в специальных нишах), а то, что вместо дверей сюда вели здоровые кованые ворота. Что должно было означать, видимо, торжественность пути. Вообще, тут была странная смесь аксессуаров филармонии и каких-то совсем уж неожиданных вещей, например — неуместно-комично по двум сторонам от врат стояли большие, ярко-красные огнетушители.
По фойе кучковались, говорили вполголоса, вытирали слезы две-три группы людей — каждые похороны ждали своей очереди. Распахивались двери в ритуальный зал, и оттуда, вместе с рыдающими — отправившими только что кого-то в печь, выходила распорядительница. Или даже так: Распорядительница. Олег думал, что такие экземпляры парадно-государственных дам остались только в ЗАГСах, на церемониях по регистрации браков, но здесь, у печи, видимо, всё было так же казенно-торжественно, но с обратным знаком. Олег так и представлял, как звучит эта твердокаменная элегичность: «От нас ушла…». В фойе эта твердокаменно завитая дама регулировала потоки все так же хорошо-поставлено. Услышав фамилию, очередная группа вздрагивала и двигалась к дверям. На тележке с улицы, с грохотом товарного двора, ввозили их гроб. Госдама объясняла всем по очереди, что цветы в упаковках в гроб класть нельзя — и кто-нибудь кидался к специальной урне, истерично обдирать бумагу. Выскочив раз на улицу, с непокрытым перманентом, чтобы разыскать какой-то заблудившийся гроб, дама залихватски расцеловалась не то с водителем, не то с агентом, попавшимся навстречу, с шуточками в духе: «Совсем не заходишь, забыл?..». Причем, как показалось Олегу, в этот момент кавалер ей что-то незаметно передал — деньги?.. Смерть в Москве пахла большими деньгами, разила, нестерпимо. Как, впрочем, и везде.
Валера убивал время тем, что делал долгие подсъемки чугунных абстракций, а когда в ритуальный зал закатывали очередной гроб, снимал это издали и с локтя, чтобы не слишком привлекать внимание.
И — они чуть не прохлопали ушами. Хотя Олег пару раз задерживал взгляд на этой маленькой группке в углу. Но что-то до последнего мешало ему сопоставить всё: трех-четырех педагогических теток в прямых пальто. Двух ребят с явной инвалидностью: у одного, кажется, заячья губа, но из другого конца фойе не видно; оба они дэцэпэшно слонялись в своем углу и иногда что-то олигофренически гулили, и тогда педагогические тетки негромко их унимали. Еще, оказывается, была старушка — совсем сгорбленная, маленькая, в черном пальто, поэтому ее и вовсе не было видно на диванчике. Ведущая церемонии зычно объявила фамилию, и группа пошла ко входу в ритуальный зал — бабушку повели под руки. Гроб ждал.
