Лола сидела на барном стуле, плотно затянутая в советскую школьную форму с белым фартуком, и картинно потягивала коктейль. При этом ноги ее, в колготках или чулках, крупные — в крупную сетку, были так сложно сплетены, и этого было так много, что, казалось, школьное платье целиком меньше, чем эти ноги. Олег слышал, что секс-шопы давно стали единственным источником советской формы. Перед последним звонком, повинуясь традиции, — хотя этой формы нет уж четверть века, — патриархальные мамы дружно идут в секс-шопы, потому что больше для дочерей взять эту форму неоткуда.
Олега влегкую будоражил этот сюжет — именно этот, с наивными припевочками, не знающими, откуда что взялось и что там рядом на прилавке лежало. Впрочем, вполне себе возрастная Лола (кажется, даже с подкачанными губами, впрочем, в меру) не имела к этому сюжету никакого отношения.
Чтобы не стрематься в жутком свитере, Олег немедленно разделся до трусов, а поскольку и трусы на нем оказались так себе, то и догола, в смысле, деловито взял полотенце. Уж где-где, но в «Яблоке Евы» он обычно был как рыба в воде. Но да сегодня явно не тот день, а примчаться сюда, чтобы кому-то (да себе, кому) что-то доказать, было так себе идеей. Мало того, что Олег сдерживал приступы кашля, то есть не то чтобы очень, но раз в две-три минуты его, сжимающего губы, капитально протряхивало. Все-таки кашлять, явившись на оргию, совсем не то же, что кашлять на соседа в лифте. После того, как разделся, нездоровые ощущения субфебрильных температур усилились: Олегу было и холодно, и не холодно, и просто ирреально, и ноги было просто невозможно согреть. Больше всего на свете хотелось пойти и сунуть их под струю горячей воды. Но душ был постоянно занят — то одним персонажем, то другим.
— Ты че такой?
— Какой?
— Прибитый какой-то. Евро прыгнул, доллар упал? — толстяк, подсевший, подмигнул и бешено заржал, и температурный Олег долго не мог въехать, о чем вообще речь, хотя и кисло усмехался. Безымянный толстяк знал его как банковского клерка — когда-то давным-давно, на заре московской жизни Олег скуки ради так представился, ну не говорить же «Я на телевидении работаю», — и они годами продолжали какой-то бессмысленный диалог на тему биржи. В которой, к счастью, толстяк понимал еще меньше.
Появилась вторая — которая не Лола, ее Олег как раз знал. Ее обычно называли Француженкой, за мартини в долгих перерывах она любила поговорить о том, как училась и жила в Париже. (Тоже фейк, скорее всего, по крайней мере — про учебу.) Началось и потихоньку развалилось застолье, не застолье, но Олег был благодарен Фиделю за крепкий, в красноту, чай с имбирем, который тот ему все время предупредительно подливал. В какой-то момент, когда почти никого не осталось в комнате, а все самое интересное уже вовсю слышалось из другой, где больше еще толпились в дверях, чем участвовали, Олег заметил новичка, который тоже мялся и никак не шел. Тоже молодой парень, даже странно: самый возраст для «Яблока Евы» был сорокет, плюс-минус, так что Олег долго был тут белой вороной. Фидель когда-то даже шутил, что будет делать Олегу скидку, потому что его молодость привлекает пары и одиночных дам. Потом перестал. То ли клуб окончательно перешел на рельсы профессиональной проституции, и мнения «пар и дам» стали неинтересны. То ли Олег уже терял товарный вид.
