— А профессора-то наши — настоящие развалины, — бросил вдруг Ноликов, чтобы перестать молчать.
— Вы мягко выражаетесь. Мне кажется, конференцию следовало бы назвать «Сало, мёд, говно и пчёлы».
Пустопорожнев попробовал рассмеяться, но раскашлялся.
Опять замолчали.
— И осень такая хорошая… — не сдавался Ноликов.
— Что?.. Осень? Довольно скверна, как по мне.
Пустопорожнев мялся и не мог на что-то решиться. Он причмокивал, протирал очки, хмыкал и что-то копался: казалось, он готов разодрать одежды. Наконец, он молча вытащил из ящика книгу шириною в две ладони, волнистую страницами, с чёрным — заскорузлой кожи — переплётом, и небрежно хлопнул ею по столу.
Пыль пустилась в свободное странствие. Ноликов чихнул.
— Что это? — спросил он, утирая нос.
— Библия.
— Краси-и-ивая… — Ноликов уже листал страницы с непривычно широкими полями.
— Ещё бы не красивая. Её Гутенберг сделал. — Пустопорожнев опять взялся расхаживать, ни на что особо не глядя. — Теперь вы понимаете? Мне её тот прохиндэй из Румянцевки продал — пришлось жене в машине отказать. Я же не знал, что она из спецхрана! Я сегодня справки наводил: всё так, правда украли. Но я же не знал! Одно дело у Ересева «Арифметику» Магницкого умыкнуть, — а другое из спецхрана! — Как бы сказав самое страшное, Пустопорожнев лихорадочно договаривал. — Да, да, я воровал книги у своих коллег — и что? Тьфу они, а не коллеги! К тому же я не считаю, что воровать — это плохо. Я считаю, что воровать — это нормально. Да! А вы, любезный, думали, чем у нас филологи, хе-хе, промышляют, хе-хе? Если не украдут — так придумают такой вздор, что автор в гробу верёвку с мылом запросит! Вы знаете, какие два единственные слова может сказать филолог, если на минуту честно откажется от вранья? «Не знаю!» Хе-хе-хе! Фантазия и воровство — вот вам вся филология! На целую кафедру — один настоящий учёный: Единицын. Да и тот с горбом! Да что я хвастаю как будто? Не хочу, нет! Я сам докторскую сдул!..
Бедного Пустопорожнева трясло, его глаза носились кругами, нижняя губа приплясывала. Ноликов сбегал за стаканом воды — зубы профессора непослушно бились о стекло. Раздался колокольчик. А за ним громкое:
— КУ-УШАТЬ!!
— Что она сказала? — спросил перепуганный Пустопорожнев.
— Она сказала «кушать». Вы сидите, сидите.
— А.
Ноликов оглянулся, нахмурил бровь и спросил:
— У вас есть микроскоп?
— Кажется, был. На антресоли, наверное. А вам зачем?
— Вопрос оптики, Константин Николаевич.
