Пятый докладчик — просто стоял за кафедрой, как раввин, и манерно читал стихи Кандинского: комментарием не сопровождал — просто читал (очень уж нравилось).
Ноликов не скучал: жевал четверодневное печенье с подоконника (лютая анестезия отступила), — но пустота на месте зуба мудрости взмолила о пощаде. Чтобы развлечься, Ноликов глазел теперь по сторонам.
Ладони давно облюбовали себе уютные щёки, а кулачки нежно вмялись в подбородки. Пройти или даже проползти под ногами — не оставалось решительно никакой возможности: филологи запрудили зал.
Ересев — за столом, всем важно загородив экран; на воротнике его рубашки сидит солидная козявка размером с Астрахань. Рядом ссохшаяся до состояния финика Бодягина: в гигантских калошах и жалком платьице в цветочек. Лабуденко, не гнушаясь, храпу дал: слюна размеренно стекает на его многокарманный жилет. Коротышка Пустякова, по толстоте своей даже круглая, лезет носом в неприлично волосатое ухо Чепухидзе, сидящего в костюме сродни пижаме и громко пахнущего луком. Гордому Единицыну места не хватило — он стоит, скрестив руки на груди и отпятив свой римский нос: стоит непрямо — по причине своего двухаршинного горба. Сиво-Кобылевский увлечённо крутит пальцем в ухе и раскладывает на ладони добычу. Туфтина жадно поедает гречку из контейнера и виновато утирает салфеточкой губы. Академик Чухня откинулся в кресле: дышит он тяжело и величественно: в каждой скукожившейся черте его — мысль: «Не умереть бы прямо сейчас… На конференции как-то некрасиво…»
Это, конечно, не считая студентов, пооткрывавших рты слабоумно.
Взгляды Ноликова и Пустопорожнева пересеклись. Профессор кивнул аспиранту и явно посочувствовал. Ноликов только теперь заметил, что Пустопорожнев уже не первый год ходит в убогом синем свитере в ромбик и коричневом, со всех сторон в заплатах, пиджаке.
Прозаседались изрядно: протестуя, некоторые проурчали желудками. Вдруг — резкое и необычайно продолжительное оживление: начинаясь с того угла стола овальной формы, где разместились Пустякова и Чепухидзе, шёпот длил своё путешествие по всему залу. Глаза яростно выпрыгивали, уши в возмущении вставали на дыбы, ладони спешили прикрыть раздосадованность и негодование ртов. Общество было потрясено с головы до ног. Необъяснимого свойства новость неизгонимо присутствовала в зале.
В один несчастный миг докладчик был прерван — подкравшись неловким динозавром, шёпот настиг также и его. Более других пострадал Пустопорожнев — он встряхнул головой в испуге, а затем глаза его с поспешностью остекленели и странно лишняя улыбка встала на его лицо.
